— Ты как всегда прав, Эльазар, – промолвил молодой. – Хвала и Флавиям. Да прославят герои их амфитеатр. Не находишь ли ты, что простому смертному не под силу создать что-либо подобное? Подумать только – стены из тибурского камня высотой в сто шестьдесят футов!
В его словах прозвучала ирония, но было не совсем понятно, произошло ли это намеренно или говоривший не сумел ее скрыть. Во всяком случае, он покосился на дверной проем, как бы проверяя – нет ли вблизи непрошеных свидетелей.
— Да-да! И город, и все провинции только и говорят об этом чуде света, добрый Агриппа. Никто не ожидал, что он будет таким впечатляющим. Поистине колоссально! – не скрывая восхищения, подтвердил Эльазар.
После минутной паузы, пока он осмысливал грандиозность сотворенного – во всяком случае, так могло показаться со стороны, – молодой человек, которого именовали Агриппой, вывел его из задумчивости.
— О чем задумался, почтенный Эльазар?
— Восемьдесят тысяч зрителей! Трудно поверить, если не созерцаешь собственными глазами, но... – оживился Эльазар.
— Тебя что-то смущает? Справедливости ради нужно признать, что сооружение действительно беспримерное – такого нет нигде в мире.
— Это так... Но я думаю о том, светлейший Агриппа, что раствор для скрепления фундаментов грандиозных сооружений густо замешивается на крови невинных людей. Это стало уже обычным в наше время.
— Уж не имеешь ли в виду тех семнадцать тысяч несчастных твоих соотечественников, умерщвленных изощренными способами на арене этого амфитеатра по приказу старшего брата нынешнего императора?
— Да, – слегка склонив голову, ответствовал Эльазар и добавил: – но сначала они десять лет трудились на его возведении. Да и деньги на строительство известно откуда взялись – ведь храм в Иросолиме был полностью разграблен Титом....
— Ты смел, Эльазар. Не боишься ли говорить такие слова римлянину... даже не просто римлянину, но сенатору? Ведь народ любит Домициана.
— Я вот что скажу, светлейший Агриппа. Подданные сейчас привыкли обожать пороки государей так же, как когда-то, в старые времена, они чтили их за героизм и доблестные свершения. Все говорят только о достоинствах, забывая, что пороки – это продолжение последних! А по поводу моей смелости… Ты, к сожалению, ошибся: я не трус, однако не отнес бы себя и к чересчур смелым людям, но возможно вижу то, что утаивается от глаз других.
