Созданная Петром Адмиралтейская судостроительная верфь требовала постоянного притока «работных людей», мастеровых и офицерских кадров. Для их расселения вблизи Адмиралтейства были выделены две слободы, вскоре образовавшие Большую и Малую Морские улицы. С «работными людьми» было просто. Для их пополнения использовали «беглых солдат», каторжников и согнанных со всех близлежащих губерний крепостных «людишек». Вольные же люди селиться в этих гиблых, непригодных и опасных для жизни местах не желали. Не помогали ни правительственные указы, ни царские угрозы вплоть до «лишения живота».
И тогда, если верить городскому фольклору, Петр будто бы исключительно с целью привлечения жителей к жизни на левом берегу Невы решил разбить собственный сад с царским Летним дворцом.
Надо сказать, что неравнодушное отношение Петра к отдельным зеленым насаждениям, особенно к могучим дубам, проявилось рано. Петербургская мифология богата целыми циклами легенд и преданий на эту тему. Одна из легенд рассказывает, как в 1703 году у реки Сестры Петром I была разгромлена шведская армия. Убегая, шведы будто бы зарыли армейскую кассу с гульденами и кронами под одним из дубов на Дубковском мысу Финского залива. Они собирались сюда вернуться. Прошло несколько лет. Трудно сказать, знал Петр об этом кладе, или нет, но в 1714 году, возвращаясь после битвы при Гангуте, он сюда заглянул. С небольшим отрядом высадился в Дубках. Согласно легендам, когда шлюпки шли к берегу, над заливом парил сокол. В когтях он держал золотую ветвь. Сделав несколько взмахов крыльями, сокол приблизился к берегу и выпустил ветку. Она упала к ногам Петра, золотая пыль покрыла сапоги царя, и в воде залива появилось отражение здания. «Посему быть тут моему дворцу, — решил Петр, — место красиво и благородно». Так будто бы возник город Сестрорецк. А тот золотой клад, если верить сестрорецкому фольклору, до сих пор лежит под одним из многочисленных вековых дубов в тенистой Дубовой роще Петра I.
Еще одна легенда напоминает о том, что в свое время на развалинах поверженного Ниеншанца рос древний дуб, который Петр I будто бы лично посадил на братской могиле воинов, погибших при взятии Ниеншанца. Ограда вокруг него была сделана из вражеских пушек, извлеченных со дна реки Охты. Легенда эта документального подтверждения не находит. Однако в старом Петербурге легенде настолько верили, что к 200-летию города была даже выпущена юбилейная почтовая открытка с изображением мемориального дуба и надписью: «Дуб Петра Великого, посаженный в 1704 году на Мал. Охте». Насколько нам известно, это единственное изображение старого дуба. Правда, многие утверждают, что Петровский дуб давно погиб, а на его месте находится дуб более позднего происхождения, да, говорят, и надмогильного холма вообще будто бы никогда не было. Так ли это, автор не знает. Пусть дуб на территории исчезнувшей крепости Ниеншанц будет еще одной легендой нашего города. Есть, правда, и другая, еще более героическая легенда, согласно которой Петр на месте разрушенного Ниеншанца посадил не один дуб, а четыре мачтовых дерева, якобы «в знак выхода России к четырем морям».
