Черная земляника | страница 57



— Это папаша Марселя Корта, нотариуса, — объясняет Антонен. — Знаете такого?

— Ясное дело, кто ж не знает нотариуса!

Она отвечает, не задумываясь, не удивляясь. Какая ей разница? Она говорит, просто чтобы поговорить и задержать на себе взгляд Антонена.

Захария догадывается, что речь идет о нем.

— Вот… веду его к сыну.

— Стало быть, решили перебраться в город? — спрашивает старика официантка.

Он смущенно улыбается. До сих пор он жил с тоскливым сознанием ненужности, бесполезности своего дряхлого тела, которое таскают туда-сюда, которого стыдятся. И все его отпихивают, все гонят прочь. И понимаешь, что ты лишний, что тебе осталось только одно — подохнуть. Но отдать Богу душу не так-то просто; сколько раз, казалось бы, вот-вот окочуришься — ан нет, опять не вышло! Да, смерть требует долготерпения. А пока суд да дело, остаешься тут, с живыми. Но старикам-то жить одним нельзя; нужно, чтобы кто-то был рядом. Они ведь хуже детей: по ночам темноты боятся, да и вообще, мало ли что может приключиться…

Вдруг он услышал:

— Будете теперь жить у сына, там вам будет хорошо. И развлечений побольше.

Девушка обращается к Антонену:

— А как шикарно одевается мадам Корта! Вот сами увидите!

И добавляет:

— Да и чего ж не наряжаться, коли деньги есть!

И говорит еще:

— Здесь у нас неплохо, скучать не приходится. Вот я ни за что не смогла бы жить в деревне.

И бежит к проигрывателю, так как пластинка уже замолкла.

Давно уже старику не было так хорошо… Раньше он жил один или с чужими людьми. Когда ты стар и болен, нельзя жить с чужими. Ведь им приходится ходить за вами! Тогда как родные… да, ему все досконально объяснили. Теперь его примет сын: уж он-то знает, он слышал, как об этом толковали вокруг.

Его сын… Честно сказать, он побаивался встречи с ним. Боялся даже думать об этом. Он вспоминал, как носил его, маленького, в поля, посадив в корзину за спиной. Да, то времечко он помнит хорошо. А дальше все подзабылось. Осталось только одно грустное ощущение: его сын отдалился от него, как и весь остальной мир, теперь его уж не возьмешь на руки, не посадишь в корзину за плечами. Но сейчас эта девушка, заговорив о сыне, словно вернула его отцу.

Он выпил второй стаканчик. Ах, как он доволен! Ему нужно выразить свою радость. Он встает, подходит к стойке и поет, отбивая такт своей бесконечно длинной рукой:

Девушки и парни,
Девушки и парни!

— Нет, вы только гляньте! Да он весельчак, ваш старикан!

— Может, я зря его привел, — отвечает Антонен.