— Не только он. Ты тоже хочешь, чтобы мы очистили это место внизу. Тоже хочешь, чтобы мы вернулись.
На этот раз она угомонилась. Я упорно не смотрел на нее, пока не услышал, что она плачет. Наконец она снова заговорила, теперь уже шепотом:
— Назад нет пути, Робби. Возможно, никогда не будет. Но было бы хорошо некоторое время притворяться. Можешь ли ты мне в этом помочь, Робби? Можешь ли бросить валять дурака, чтобы я могла на тебя рассчитывать?
— Я постараюсь, — ответил я, потому что эти слова казались мне меньшей ложью, чем твердое обещание.
Мама похлопала меня по плечу и зашла внутрь, а я остался созерцать колючую проволоку. В тот вечер мама еще только дважды вышла из комнаты. Первый раз — чтобы сменить мне примочку на лице, все еще пульсировавшем болью от отцовских побоев, и позже, когда садилось солнце, — чтобы сказать, что пора идти в дом и укладываться в постель, если мы не хотим их растревожить. Хотя вначале мне показалось, что она сказала: «Если не хотим его растревожить».
Я лег в кровать, но спать в эту ночь вовсе не собирался.
По крайней мере там.
Мама с папой проговорили в ту ночь дольше обычного, и я все это время, пока они не смолкли, боролся со сном. А когда они в конце концов угомонились и в доме установилась тишина, я подошел к окну, из которого выбрался наружу прошлой ночью. Я подергал его, но оно не открывалось. Приглядевшись, я увидел, что окно забито гвоздями.
Побег из хижины мне предстояло совершить более дерзким способом. Я на цыпочках прокрался из своей задней комнатки туда, где в центре главной комнаты, служившей одновременно кухней, столовой и родительской спальней, стояла их кровать. Проходя мимо, я мельком взглянул на них. Они лежали, скорчившись каждый на своем краю кровати, повернувшись спинами друг к другу. У них не было ни времени, ни силы воли для того, чтобы припомнить, каким каждый из них был когда-то. Что же касается меня, то я никогда до конца не верил в то, что любой из них мог быть каким-то другим. Я взял свой дробовик, лежавшей у них в ногах, потихоньку открыл входную дверь и, выйдя на веранду, перемахнул через перила, чтобы не скрипеть половицами.
Меря изо дня в день шагами эту изгородь вместе с отцом на протяжении стольких лет, я узнал все ее слабые места. Не только те, куда могли проникнуть зомби, но и те, через которые я сам мог выбраться наружу. В южной части участка, по нашу сторону забора, на расстоянии не более десяти футов от него, стояло дерево. Одна из верхних его ветвей протянулась во внешний мир над остриями проволочной изгороди.
