Хеорот - Джим Батчер

Я сидел в своём офисе, сортируя пришедшие счета, когда позвонил Мак и сказал:

— Мне нужна твоя помощь.

Это было впервые, когда я услышал от него четыре слова подряд.

— О’кей, — сказал я. — Где?

Я иногда не намного красноречивее, чем он.

— Паб «Островной Бездельник», — ответил Мак. — Вриглейвил.

— Уже в пути. — Я положил трубку, встал, взял свой черный кожаный плащ, и произнес, обращаясь к своей собаке, — У нас есть работа. Идем.

Мой пес, который был больше, чем большинство европейских машин, резво поднялся с места, на котором он лежал возле единственной в моём офисе батареи. Он встряхнул толстым серым мехом, потряс лохматой, почти львиной гривой на шее и плечах, и мы направились помогать другу.

Октябрь принес с собой больше дождей и холодов, чем обычно, а этот день выдался особенно ветреным и дождливым. Я припарковал свой старый, потрепанный «Фольксваген Жук», ссутулил плечи под кожаным плащом и побрел под ветром на север по Кларку. Мыш держался рядом со мной, прижимаясь к моей ноге.

Паб «Островной бездельник» располагался поблизости от стадиона Вриглей и был популярным местом встреч между играми. Он был больше большинства подобных заведений и мог принять несколько сотен посетителей в разных залах на нескольких этажах. Снаружи над входом в паб, на кирпичной стене были наклеены огромные афиши. Несмотря на то, что афиши промокли от дождя, на них всё еще можно было разобрать «Чикагская пивная ассоциация» и «ночь живого пива». Ниже висело объявление о соревнованиях и фестивале мини-пивоварен, с датой сегодняшнего дня. Множество народу сновало туда-сюда около входа.

— Угум, — сказал я Мышу. — Это объясняет, почему Мак здесь, а не в собственном заведении. Он наконец-то решил испытать новое темное на неподготовленной публике.

Мыш слегка укоризненно посмотрел на меня из-под своих косматых бровей, потом опустил голову, тяжело вздохнул, и продолжил медленно и тяжело плестись под дождем, пока мы подходили к пабу. Мак ждал нас в фойе. Мускулистый, лысый мужчина, одетый в черные брюки и белую футболку, возрастом где-то между тридцатью и пятидесятью. У него было очень обычное, незапоминающиеся лицо, на котором навеки застыло выражение спокойствия и невозмутимости.

Сегодня, однако, это было то, что я бы назвал словом «маска».

Я укрылся от дождя и вручил Маку мой шестифунтовый посох, чтобы он подержал его, пока я буду снимать пыльник. Разбрызгивая во все стороны капли дождя, я старательно встряхнул его и снова одел.