На голом теле остались лишь перстень и браслет. Древние вещицы придали руке вид царской длани. Не хватало только... Кинжал!
Обругав себя последними словами, я метнулся в прихожую и выудил из куртки кинжал. Выхватил из ножен, осмотрел. Хвала Всевышнему, клинок не успела тронуть ржавчина. Я вымыл оружие в горячей воде и насухо вытер чистым полотенцем. Так-то лучше. Клинок даже стал светлее. Отмылся? Или... Я усмехнулся. Побывал в бою и напился крови?
Я ненадолго задержался возле вешалки, любуясь драгоценной джамбией Хасана ас-Сабаха. Кинжал сидел в руке как влитой, я с трудом втискивал пальцы между массивной гардой и громадным навершием. Несмотря на то, что рукоять сделали явно под узкую кисть, держать ее было удобно как прямым, так и обратным хватом. Девятьсот лет назад древний мастер сработал на славу, вложив в изделие пресловутую магию кузнеца. Впрочем, неудивительно — ковал для святого! Я повертел джамбию, меняя хват, клинком к себе, клинком от себя. Всякий раз массивная рукоять крепко ложилась в ладонь, делая кинжал естественным продолжением конечности. И так же естественно было двигать им снизу вверх, вспарывая загнутым внутрь лезвием противника от паха до грудины, или рассекать ему горло нижней, выгнутой наружу стороной клинка. Рука двигалась сама, словно я годами учился резать живых людей. Кинжал подсказывал траекторию удара. Это было оружие тесной схватки. Умное, свирепое и беспощадное.
Кинжал действительно был воплощением террористической доктрины исмаилитов — клинка как оружия политической борьбы. Джамбия Старца Горы была кинжалом кинжалов фидаинов, подобно тому, как небесный Коран является книгой всех существующих на земле Коранов.
Я вернул оружие на место, наполнил ванну и погрузился в горячую воду. Влажные рубины на браслете блестели подобно каплям свежей крови. Ее немало пролилось из-за этих реликвий, наделяющих владельца могуществом и властью. Я вспомнил, как Афанасьев хвастался, что может определить подлинность антика по исходящим от него вибрациям. Петрович мог. Через его руки прошла тонна этого добра. У заслуженных предметов есть история, своя судьба, они пожили яркой жизнью в симбиозе с прежними владельцами. Личные вещи Хасана ас-Сабаха обладали богатыми воспоминаниями.
Они отыскали своего истинного владельца.
Только сейчас мне представилась возможность изучить перстень шейха аль-джабаль. Я покрутил кольцо, но с пальца снимать не стал. Перстень смотрелся на своем месте. Он был как загадочная игрушка, притягательная и заманчивая. Мокрое золото ярко блестело, а плоский отполированный изумруд казался окном в прекрасный и пленительный мир — кто ли далекого детства, то ли чего-то более раннего... гораздо более древнего.
