Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха - Юрий Фёдорович Гаврюченков

Когда находишь сокровище, мысли возникают самые не соответствующие моменту.

«Археология — скотское дело, — думал я, глядя на согбенные тела в раскопе. — Всякий тяжелый труд оскотинивает, а землекопство — одна из самых тяжких работ. Тягостный же труд без перспективы и отдачи оскотинивает втройне. Поэтому археологи в неудачный сезон — это те еще скоты».

Благодаря удивительному стечению обстоятельств я занимался археологией как истинно белый джентльмен, впервые предоставив каторжный труд низшему сословию.

— Навалились, навалились, мужики!

— Э-ах...

— Пошла-пошла!

— Давай налегай!

Мужики навалились, налегли на ломы. Плита сдвинулась с належанного за многие века места и поползла, открывая проход в могильник. Я наблюдал за работой, устроившись на брезентовом раскладном стуле и подправляя фонарь так, чтобы свет падал в раскоп, а не на спины трудящихся. Мужики копошились в яме, отбрасывая длинные двойные тени. Вторым фонарем заведовал охранник Женя, прилежно светя прямо в разинутую пасть древней могилы. Другой охранник, Валера, прогуливался неподалеку, держа наготове автомат. Землекопы, которых мы набрали по дороге сюда, потрудились в общем-то неплохо, подгоняемые зуботычинами Жени и Валеры. Их число сокращалось день ото дня. Еще вчера рабочих было восемь, но один умер от солнечного удара. Солнце ударило его ночью при попытке к бегству. Хорошо, что Валера спал вполглаза и сумел взять точный прицел... Так что мужики работали за страх, довольствуясь трехразовой кормежкой и чифиром, без которого на этой жаре немудрено было отбросить копыта.

Мы проводили самостоятельные археологические раскопки в районе Газли и восхищались тонким интуитивным нюхом Петровича, безошибочно наметившего на старом кладбище именно эту богатую могилу, огороженную жалкими остатками заборчика-мазара. Неподалеку находилось занесенное песком городище XIII века. Когда-то здесь жили люди...

С Петровичем, вернее, с Афанасьевым Василием Петровичем я познакомился на зоне в «Металлострое». Туда я угорел за надругательство над могилой. Больше ничего мне пришить не смогли, несмотря крайне пристрастное отношение к моей особе следователя УБЭП[1] Ласточкина. Да и эту статью смогли доказать лишь из-за моего подельника Леши Есикова, который сам глупо попался, да еще и меня сдал, поспешив воспользоваться великодушно предложенным операми шансом накропать явку с повинной. Леша им был не нужен, охотились-то за мной. Поэтому подельничек отделался годом условно, а я получил три — больше по 244-й статье не дают. Суд отнесся ко мне без снисхождения. Все три года я провел за забором. Совесть не позволяла прогибаться перед ментами за УДО