Немецкая агрессия делала свое дело. Вот богатый торговый город ратарей[15] Зверин. Три четверти его обитателей вырезаны — и стал он немецким Шверином. Старгород, принадлежавший ранее ваграм[16], обратился в Ольденбург, а красивый славянский порт на Балтике Колобрег — в Кольберг. Не избежала общей участи и Щетина, мать городов Поморья. После завоевания ее немцами она стала Штеттином, главным городом немецкой Западной Померании.
Какую же участь уготовили завоеватели тем славянам, которые спаслись от резни при первом погроме?
В 1157 году остатки покоренных племен, не стерпев свирепого гнета и непрестанных грабежей, восстали на поработителей. И 1157 году суждено было стать началом конца полабского славянства. Этот народ землепашцев прежде всего лишили права, от которого зависело самое его существование, — права владеть землей. Собственником всех без изъятия земель — пашен, пастбищ, лесов и рек — стал немецкий маркграф, военный губернатор завоеванной области. Он принялся раздавать имения своим соратникам и приближенным. А славянские деревни, по строгому приказу маркграфа, очищали от старых жителей.
Изгоняемых не убивали, их «только» прогоняли прочь.
За военными немецкими частями следовали «по пятам, как шакалы, предприимчивые люди — локаторы[17]. Они набили себе руку в заселении немцами славянских деревень, опустевших после поголовного изгнания славян. Локаторы имели вербовщиков по всей Германии и заманчивыми посулами завлекали крестьян переселяться в новые края, «текущие молоком и медом». За это локаторы получали от маркграфа двойные земельные наделы.
А участь коренного населения решалась новым немецким порядком раз и навсегда, бесповоротно. Согнанные со своих полей, выброшенные из деревень, славяне укрывались в густых лесных дебрях. Понуждаемые голодом, они сводили леса, корчевали пни, распахивали прогалины. Но тяжкий труд был тщетным. Длинная рука завоевателя настигала и здесь. И снова обреченные люди уходили все глубже в леса, подальше от немецкого ока.
Отмечая могилами свой крестный путь, тянулись скорбные вереницы некогда полновластных хозяев страны куда глаза глядят. Прижатые в конце концов к морскому берегу, пытались они добыть пищу У моря. Но Балтийское море кормит плохо…
Несколько жалких рыбачьих деревушек на балтийском побережье, ставшем немецким до самой Щетины, да один-два славянских островка, чудом устоявших против напора волн немецкой стихии, — вот все, что осталось от балтийско-польского славянства после первого натиска германского разбойничьего дворянства на славянский восток.
