Директор? Прочь директора! Что им директор, если романтика связала юные сердца? И вновь «ах, зачем эта ночь так была хороша!», и смех, и вздохи, и стихи…
Твои глаза напоминают пруд!
В котором навсегда остался черный лебедь.
Твои глаза лукавят, но не лгут!
Сейчас они грустны, сейчас они на небе…
Так допивай вино и доедай бифштекс!
И поскорей, мой друг, на землю опускайся!
Там, где лягушки нам поют бре-ке-ке-ке-кс;
И я в тиши ночной всем этим песням внемлю…
– Это чье? – наивно спрашивает Кира. Он глядит победно и нежно.
В 1957 году они расписались. И умчались в Москву. Там – фестиваль молодежи и студентов. Танцы перед МГУ на Ленинских горах. Танцы на «квадрате» у Юрия Долгорукого. Танцы в парке Горького. Козлов играет на саксе в коллективе англичан. Спокойно проходит на эстраду, дружинники думают – иностранец. Гитары, тюрбаны, сомбрерос, мучачос, амигос средь юной Москвы. О, как она прекрасна, если глянуть с высотки на Котельнической набережной…
Аксенов работает в туберкулезном диспансере во Фрязине. Днем делает пневмотораксы, ночью пишет прозу. На восьми метрах в коммуналке (бывшие номера «Париж», Метростроевская, 6). На тридцать комнаток – всего одна уборная (Высоцкий и Аксенов хорошо понимали друг друга). Кругом персонажи. Вот бывший царский офицер в белых перчатках выносит горшок за своей вечной дамой. Она – мушки, пудра, парик, жеманная поза, конец, прощайте…
Какие типы! Аксенов идет по редакциям. Говорят, общается с Эренбургом. Безрезультатно. Пишет еще. Ходит еще. Ответа нет. И тут Кира вспоминает о родственнике – публицисте Владимире Померанцеве, авторе нашумевшей статьи «Об искренности в литературе». Василий – к нему. Тот – читать. Прочел. И отнес его рассказы Валентину Катаеву – мэтру и главреду журнала «Юность». Тот сказал: «Мне ясно. Он – писатель, умеет видеть, умеет блестяще выражать увиденное. Перечитайте одну эту фразу, она говорит о многом: "Стоячая вода канала похожа на запыленную крышку рояля"[43]. Сдавайте в набор»[44].
ОТЗВУКИ
«СЕНТИМЕНТАЛЬНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ»
Авторская импровизация на заданную тему
1937–1945, Москва
Студент-архитектор Кузя Лорен почти сполз по стенке. Почти наложил в штаны. Совсем (почти) охренел.
В отдел.
Вызывают в отдел.
Неужели – всё? Как это – всё? В каком смысле – всё?
Может, просто так?
Ну да, милый – так? В отдел же зовут – не в кабак.
Так что клади карандаш на верстак.
Ватман оставь. Про книжки забудь. Им, конечно же, всё известно. Но еще больше – им интересно. Ну, пока, ребята. Ага, Кузя, будь. И никуда не сиганешь – за большим стеклянным окном – площадь, люди и дождь. На стене над доскою – вождь. Вокруг толпа равнодушных рож.
