— Какие цветы? — не сразу сообразил Сергей.
— Ну, всякие, на огороде. Есть?
— Нет, — помолчав, ответил Сергей. — У нас в этом году картошка росла, капуста и огурцы тоже. — Он незаметно вздохнул.
На другой день перед школой Таня зашла за Сергеем, хотя это и было ей не по пути.
— Папа письмо прислал, — радостно сообщила она. — Сам написал, мы с мамой хорошо знаем его руку. Одним словом, поправляется. У него были сильные ожоги. И руки все перебинтованы.
Манефа Семеновна приняла Таню не очень приветливо, но девочка была так возбуждена, что не заметила этого. Сергей собирал в портфель книжки, а она все говорила и говорила. Вдруг она увидела в переднем углу икону и лампадку перед ней.
— Сережка, это что у вас?
— Икона, — коротко ответил Сергей и смутился.
— Да? — удивилась Таня. — Вы разве богу молитесь?
— Все хорошие люди богу молятся, — недовольно отрезала Манефа Семеновна.
— И ничего подобного, — смело возразила девочка. — Темные молятся, отсталые. А культурные никогда. Правда? — обратилась она к приятелю, видимо ожидая с его стороны поддержки.
Но Сергей ответить не успел. К Тане вплотную подошла Манефа Семеновна и, грозя пальцем, гневно сказала:
— Такие слова грех говорить! И господь за них накажет! Потому и горе терпим: человек еще от горшка два вершка, а уже богохульствует. С такими речами ты к нам и не ходи лучше. И тебе, девчонке, не пристало к мальчишкам бегать. Бесстыдница! Совсем совесть потеряли.
Таня стояла и растерянно смотрела на Манефу Семеновну… Ведь она ничего плохого не сказала. А что пришла к Сергею, то что же здесь бесстыдного? Ей мама разрешила, и бабушка Фрося тоже. И дома, в городе, у нее были знакомые мальчишки, играли вместе; они к ней ходили, и она к ним. Ну и что же здесь такого? И все дети так поступают. Просто Манефа Семеновна злая, противная…
— А никакого греха и нет, — вдруг опять осмелев, решительно заявила Таня. — Все это выдумки.
Манефа Семеновна даже вздрогнула. Она беззвучно шевельнула губами и, схватив девочку за руку, потащила ее к двери.
— И не приходи к нам больше, — сказала она, открывая перед изумленной девочкой дверь.
Сергей чувствовал, что щеки его пылают. Он понимал, что должен что-то сделать, что просто стоять и молчать ему сейчас нельзя, что это стыдно, но не знал, на что решиться.
— Баб Манефа! — крикнул он и бросился вперед, но Манефа Семеновна, оставив на крылечке Таню, уже спешила к нему.
— Тебе чего? — захлопнув за собой дверь и остановившись у порога, спросила Манефа Семеновна.
