— Пятью хлебами? — недоверчиво спросил Сергей. — Может, они и не ели вовсе.
— Ели. Так говорится в Евангелии. Значит, правда. Все наелись, да еще много осталось.
Сергей помолчал.
— А змею тоже бог велел взять? Она же вредная. И волк тоже. И клопы. Крокодил, например… Зачем они нужны?
— Богу виднее. И ты, Сереженька, язык не распускай. Я тебе сколько раз говорила. Нехорошо! Молился бы лучше.
Теперь Манефа Семеновна почти не напоминала Сергею о молении — в положенное время он сам проходил в передний угол и начинал шептать молитвы, давно выученные им наизусть с голоса Манефы Семеновны. Эти молитвы ему не нравились, потому что он не все понимал, о чем в них говорится. Старательно проговорив их, Сергей начинал шептать слова молитвы, придуманной им самим. Она была очень короткой и состояла всего из трех слов: «Господи, спаси папу!» Иногда она чуть изменялась и выглядела так: «Господи, верни папу!» Сергею казалось, что чем больше он будет повторять эти слова, тем вероятнее, что они дойдут по назначению, и он повторял их сотни раз подряд. Иногда он шел по улице и раз за разом шептал свою молитву. И верил, верил Сергей, что этим спасет отца.
Во время большой перемены к Сергею подошла невысокая подвижная девочка и бойко спросила:
— Ты Зотов?
— Зотов.
— Сережка. Да?
— Да.
— А я Таня. Ломова. Не узнал?
— Нет, узнал…
Сергей и вправду узнал Таню, как только глянул на нее, сразу же и узнал. Только та, прежняя Таня, была не совсем похожа на эту. Сергею запомнилась худенькая девочка в трусиках, босиком и с большим мячом в руках. А эта была гораздо выше, одета в темно-синее, до колен, платье, за спиной две золотистых косы и в каждой небольшой черный бант. Но лицо нисколько не изменилось. Ни чуточки!
Домой они пошли вместе. Таня расспросила Сергея про Николая Михайловича, затем рассказала о своем отце. Он летал на истребителе и все время был в боях. Сбил около десяти фашистских самолетов. И его подбили. Теперь он лежит в госпитале. В самой Москве. А они с мамой эвакуировались в Потоцкое, к бабушке Фросе. Что сталось с их городом — неизвестно. Может, уже немцы захватили, а может, весь разрушен. Когда они с мамой уезжали, город все время бомбили и фронт был совсем рядом, даже слышно, как стреляли из орудий. Теперь они с мамой будут жить у бабушки Фроси все время, пока наши фашистов не прогонят. Мама уже в колхоз на работу поступила.
— А цветы у вас есть? — вдруг схватила Таня Сергея за руку. Глаза ее засияли, а лицо осветилось радостью.
