Слова женщины были холодными и пустыми. Любава почувствовала это всем своим телом, как почувствовала и то, что радости ей этот выбор не сулит.
«Что сейчас будет? Насилие? В жертву принесут? Ну не будут же замуж ее выдавать, в самом деле! Тогда к чему эти церемонии?»
Тем временем сотник вернулся к дружине, женщина двинулась в сторону высокого своего терема, а девушка, обретшая новое имя, поплелась следом под сверлящими взглядами соплеменников.
В тереме ее встретила толстая рабыня с узкими глазами. Она сразу же обшарила новенькую взглядом и неприязненно буркнула.
— Пойдем в баню, кляча тощая. Будем тебя для хозяина до ума доводить. Как звать-то тебя?
— Любава, — с обманчивым спокойствием проговорила девушка. Она все отчетливее понимала, что ни с кем, кроме хозяйки этого дома, ей разговаривать не хочется.
— Любава так Любава. Всем вам одна дорога, — рассмеялась женщина.
Затем долго и с отвращением терла сидевшую в деревянном корыте Любаву.
Девушка перестала что-либо понимать. Никто не собирался ничего объяснять, все были к ней если не злы, то неприязненны… Одно становилось ясно — ее ждет что-то неприятное.
Во время похода, видя, как дружинники группами и поодиночке насиловали рабынь, Любава с трудом представляла, что может быть еще хуже. Она была рада, что на протяжении всего пути никто из дружины сотника не обратил на нее внимания. Она пряталась за широкими спинами других женщин, которых уводили в полон. Волосы подбирала под ворот одежды, при каждом удобном случае пачкала себе лицо и жалась к повозке. От мужчин держалась подальше, стараясь как можно меньше попадаться им на глаза.
Надо сказать, что особых зверств воины не вытворяли. Все было как обычно: хохот, пьяный молодецкий посвист, желание отличиться перед остальными дружинниками. Многие женщины были вовсе не против повеселить уставших воинов, помочь им помыться в бане любой из проезжаемых деревень. Они просто хотели заработать себе более вкусную, чем обычная кормежка пленных, еду.
Что бы ни говорили о врагах в своем племени, попадая в полон, многие начинали вести совсем другую жизнь. Старались приглянуться какому-нибудь доброму дружиннику, угодить ему, чтобы замолвил слово или забрал работать к себе. Во время похода люди живут не совсем обычной жизнью, и каждый пытается использовать это себе во благо. Только не Любава. Она держалась как мышь или даже как тень мыши. Да и сейчас, если бы не это злополучное яблоко, отправили бы ее в чье-нибудь хозяйство убирать дворы или даже с детьми сидеть, а может, на полях ковыряться.
