В свое же гнездышко хозяйка никого не впускала. Но все равно чуть не каждую ночь вскакивала от страшного сна — грезилось, что опять папаша насозывал в дом сотни пьяных приятелей с девицами развратного поведения. А бедная Нюточка (именно так когда-то звала дочку матушка, умершая, когда девочке было всего-то 8 лет) вышла зачем-то из своей комнаты в коридор и встретила…
Какое-то чудовище с красной испитой рожей (и лицом-то не назвать!), с налившимися кровью глазами, жадными, толстыми обрубками вместо пальцев, прижало бедную Нюточку к стене и воспользовалось ее беззащитностью. Слюнявые губы прижались к ее дрожащим от страха губам, грубые руки задрали юбки и раздвинули ноги, а толстый, шершавый палец проткнул что-то внутри. Нюточка взвыла от боли. На крик прибежал кто-то. Чудовище оттащили от девочки, но было поздно. Кровь текла по ногам Нюточки, закапывая пол в коридоре. Девочку отвели в ее комнату. Доктора не позвали — как ему объяснить эдакое? Пришла бабка, слывшая повитухой, что-то мазала и прикладывала между ног девочки. Боль прошла, но слова бабки застряли у Нюточки в голове намертво:
— Разве можно до себя мужчину допущать? Ни в коих случаях! Нашей сестре женщине одна неприятность от мужеского полу! Он тебя порушил да сбежал, а ты терпи. Ему удовольствие, а тебе рана до пупа! Он потом — в клуб мотанет, а у тебя рояль промеж ног полезет…
При чем тут рояль, Нюточка так до сих пор и не поняла. Наверное, рояль был самой громадной вещью, что видела повитуха, вот она и сравнила появление ребенка с эдакой громадиной. К тому же младенцы, как известно, вечно орут, может, и посильнее рояля. Хвала Создателю, никакого ребенка у Нюточки тогда, естественно, не случилось. Но одно девочка поняла раз и навсегда — мужчину до себя допускать нельзя ни при каких обстоятельствах. И потому, уже став взрослой, она не смотрела ни на кого — ни на молодого, ни на старого, ни на красивого, ни на безобразного. Пока папаша был жив, он еще гундел что-то про замужество и продолжение рода. Но в один распрекрасный вечер его хватил удар после выпитой «золотой шампанеи». Еще два дня он промаялся без движения и без языка, да и отдал концы. Нюточка осталась сама себе хозяйка и без упреков, что никак не выходит замуж.
Впрочем, после смерти папаши началось иное несчастье — поклонники. Прослышав о миллионном наследстве, они слетались, аки пчелы на мед. Раньше их отгонял грозных взгляд папаши, теперь Нюточка оказалась с охотниками за приданым один на один. Но недаром и она была Шиншина — если кто из поклонников стискивал девицу, чтобы поцеловать, Нюточка, совершенно не стесняясь, со всей силы колотила противника в причинное место. И тот уж точно во второй раз к ней не подходил. По московскому бомонду поползли слухи о ее решительном неприятии мужчин, и о том, что эта девица останется в старых девках. Нюточку такая перспектива совершенно не смущала. Свобода — лучше зависимости, резонно полагала она.
