«Ты чего?» — спросил мужик Светящегося, не дожидаясь, пока тот спросит первым. «А чего?» — испугался Фосфорический и даже окинул себя взглядом, все ли в порядке. «Отсвечиваешь, глаза слепит». У Светящегося в мозгу понимающе законтачило, и он скромно притух. «Так-то, а то из-за вас и по ночам в черных очках ходи, — сказал мужик, но очков не снял, даже наоборот, прислюнил дужку за ухом. — Слыхали мы про таких, слыхали, и до нас, до Малопиздова, слух дошел. Будто завелася на Москве порода такая, русские — не русские, мужики — не мужики, кто Большеухий, кто Задом Ходящий, кто какой, разные, но все Когтистые. Это у вас ген такой, что когти стальные внутрь растут, и обречены вы, говорят, их еженощно подпиливать». Ушастый и Фосфорический заулыбались и дружно закивали головами, в подтвержение выставляя свои когтистые лапы. «И будто, — продолжал мужик, внутрь себя содрогнувшись, — не рождены вы от бабы натуральным путем, а по-другому, иначе взрощены — кто из тухлых яиц, кто из личинок, а кто из сорных семян взошел, это уж как придется, смотря какие на вас потребности, так как каждый из вас только одно что-то умеет: тырить, лягаться, канючить — ну и так далее. Но есть и такие, что чуть не из трупьих клеток воссозданы, вроде как Перепончатые — аристократия, они самые из вас главные и бесполезные, ничего не умеют, но властью над вами кормятся. Но, как вы все вырастаете, роднит вас одно — силища в вас агромадная, нечеловеческая, все вам подвластно, вода ли, огонь…» — «Да ладно…» — застеснялся Фосфорический, ковыряя носком начищенного ботинка влажный песок. «Во брешут! Во люди! — взволновался Ушастый. — Да чтобы и вправду такая стать! А? Эх!» И он в сердцах заплюскал ушами.
Напоследок мужик сделал признание, что затем и в Москву приехал, чтоб на породу такую своими глазами взглянуть и, коли натура позволит, потомственно с ней породниться, став во главе новой нечеловеческой расы. Фосфорический обменялся с мужиком рукопожатием, поцарапав тому ладонь, и сдуру пообещал протекцию, хотя, ввиду незнакомства с процессом деторождения, гарантий не дал.
Разговор стоил Степану крови. Разыграл он его блестяще, перехватив инициативу и не дав тем двоим хорошенько опомниться. Ну а теперь рвалось в висках сердце, по спине, снизу вверх и обратно, проносились галопом мурашки. Именно так — это были они, те, которые его упустили, выйдя за минералкой, когда он вздремнул. Пиздодуев снял очки, стянул кожаные перчатки и вытер беретом потную рожу. Перевалился через борт лодки, отпечатав в песке лицо, и на нетвердых гибких ногах потрусил с берега прочь.
