Мы ушли оттуда в хорошем настроении, уверенные, что уже завтра у нас будет работа. Но завтра дядя Расима не нашел нужного человека. Послезавтра он был весь день на каком-то научном симпозиуме, потом опять какая-то задержка, и в результате мы прождали около двух недель, пока наконец он не нашел нужного человека и мы не поехали на окраину города, в какое-то Выхино, где нас взяли на стройку обычными чернорабочими. Из-за этого не нужно было ждать так долго, нас бы взяли и без звонка дяди Расима или его знакомого. Здесь вообще брали всех, кто приходил даже с улицы, хотя работали в основном армянские строители. Должен сказать честно, что у нас не было никаких проблем с армянами, хотя мы с Расимом азербайджанцы. Я уже давно обратил внимание на своеобразный феномен наших отношений. Попадая в другие страны или в другие государства, мы вели себя абсолютно нормально, даже испытывали некоторую симпатию друг к другу, как соседи и кавказцы, которые просто обязаны друг другу помогать. Армяне, конечно, помнили о двадцать четвертом апреля, а мы помнили об утраченном Карабахе, но даже наши политические споры не приводили к столкновениям и оскорблениям. Мы соглашались, что нужно более тщательно исследовать события пятнадцатого года в Османской империи и разобраться с карабахским вопросом так, чтобы примирить армянскую и азербайджанскую общины. И вообще мы – соседи и должны жить в мире, а не враждовать.
Но работать чернорабочим долго я не смог. Уже через две недели у меня так болела спина, что невозможно было нормально разогнуть позвоночник. Через три недели я чувствовал себя так, словно меня отдубасили молотом, а через четыре понял, что если прямо сейчас не остановлюсь, то могу просто умереть на работе. И я решил больше не ходить на стройку, благо нам платили понедельный оклад. Расим продержался еще две недели и тоже решил бросить эту адскую работу. Мы снова оказались безработными.
Опять идти к дяде было глупо и некрасиво. Мы начали самостоятельно искать работу и очутились на базаре, где нам предложили продавать фрукты. Мне, лауреату премии Ленинского комсомола республики, и Расиму, окончившему Суриковское, – продавать на базаре фрукты и овощи! Мы гневно отказались, но позже поняли, что напрасно так выпендривались, – за прилавками порой стояли куда более заслуженные люди. Хотя к двухтысячному году все уже как-то устоялось и многие сумели найти себя в новой жизни, все равно на базарах можно было встретить и бывшего главного инженера, и бывшего старшего преподавателя, и даже бывшего сотрудника Гостелерадио. Там не могло быть только бывших чиновников, так как, даже уходя со своих постов, они уходили уже настолько «упакованными» и упитанными, что могли всю оставшуюся жизнь не работать, а покупать эти дорогие фрукты и овощи на любых рынках.
