Назад мы шли очень быстро, стараясь преодолеть несколько километров, отделяющих нас от оврага, за максимально короткий срок.
Люди сидели и лежали там же, где и раньше. Криками и, если надо, пинками мы поднимали их на ноги и заставляли строиться. Мы были обязаны вывести их отсюда.
Теперь в овраге оставались только те две или три сотни человек, которые вместе с молодым капитаном решили умереть в борьбе. В той стороне, куда они ушли, было тихо. По моим расчетам, до них было метров 400-500.
Я сказал себе (хотя до сих пор не знаю, в какой степени это было правдой), что мы не можем пойти и позвать их. Если мы потратим на это время, то те люди, которых мы только что построили в колонну (многие из них отличались от мертвецов лишь тем, что стояли на ногах), снова разбредутся и второй раз мы их уже не сможем поднять. В нашей колонне один из солдат сидел верхом на полудохлой, но пока еще державшейся на ногах кляче. Я объяснил ему задачу и приказал добраться до молодого капитана и передать приказ идти за нами. Он вроде бы подчинился и повернул лошадь в нужном направлении. Но через несколько дней я узнал, что он и не думал выполнять мой приказ. Солдаты во главе с юным капитаном погибли.
Мы очень переживали, что враг перережет дорогу и мы окажемся в западне. Но все обошлось, и мы соединились с нашей главной колонной. Моей радости не было предела. Но в то же время я преисполнился уверенности, что Провидение сделало меня своим инструментом для выполнения великой миссии спасти от смерти множество людей. Я вырвал из лап смерти тысячу людей, думал я, даже если мне больше ничего не удастся в жизни совершить, сделанного уже вполне достаточно. Тогда я еще не знал, что мой посланец не добрался до отчаянного капитана и его людей.
* * *
Так мы вышли из "Долины смерти"{9}. Деревню почти полностью уничтожили. Большинство построек сгорели или были разрушены. Многие мирные жители - женщины, дети, старики - были убиты немцами или впоследствии погибли при взятии Арбузова. За нашими спинами осталась долина, вся покрытая мертвыми телами. Среди них - немцы, русские, которых немцы взяли в плен и безжалостно расстреляли, а также итальянцы, которых оказалось больше всех. Итальянцы, погибшие под обстрелом, итальянцы, павшие в штыковой атаке, итальянцы, умершие от голода и холода...
Но мучительнее других меня терзала мысль о многих сотнях раненых, которых бросили умирать без всякой помощи.
Мне рассказали, что в одном из наших лазаретов остался капеллан. Я его не знал и смутно помню его имя. По-моему, его звали падре Селестино. Он был из 51-го артиллерийского полка. Когда я писал эти строки, я еще не знал, что капеллан давно мертв. Его заколол ворвавшийся в лазарет большевик, в то время как честный священнослужитель, почти ослепший после ранения, ощупью пробирался между рядами раненых, давая последние благословения. Ему не должны были позволять остаться, поскольку было очевидно, что русские его убьют. Я так думаю{10}. Кроме того, я узнал, что раненые, которые сумели встать на ноги, пытались идти вслед за колонной. Они еще долго ковыляли, брели, ползли следом в последней безнадежной попытке спасти свою жизнь. Дорога от Арбузова на протяжении нескольких километров была устлана телами несчастных покалеченных людей, которые не могли двигаться дальше.
