Когда мы вернулись на место, где спали, выяснилось, что все сено уже растащили. Мы еще немного прикорнули, сидя в зарослях какого-то кустарника. Проснулись мы около девяти часов. Мне показалось, что я больше не способен выносить холод и вот-вот сойду с ума. Мы снова поднялись на ноги и в этот момент увидели приближающегося офицера. У него было очень странное выражение лица. Сверкая глазами, он поведал, что у него имеется "страшное подозрение", которым он хочет поделиться. Я не воспринял его всерьез, решив, что у бедняги тоже проблемы с рассудком. Дело в том, что несколько часов назад к нам уже подходил молодой человек с очень похожим видом, который спросил нас, кто он: офицер или простой солдат? Он пожаловался, что ему на голову кто-то надел обруч, лишивший его памяти. Как и многие пехотинцы, он не носил звезд, но мы нашли его идентификационную карточку и выяснили, что потерявший память был лейтенантом.
Незнакомый офицер сообщил трагическим шепотом, что, по его мнению, немцы тайно ушли и бросили итальянцев. Я едва сдержался от грубости в ответ.
Мы все равно уже встали и должны были активно двигаться, чтобы окончательно не замерзнуть. Поэтому, посоветовавшись друг с другом, мы с Беллини решили на всякий случай проверить это заявление и немедленно направились к стогу сена у входа в овраг, где, как нам было точно известно, расположилось отделение немцев. Там, к своему ужасу, мы убедились, что незнакомый офицер прав. Немцев не было.
Но несправедливо утверждать, что они ушли, бросив всех итальянцев. Значительная часть наших соотечественников ушла с ними. Но об этом мы узнали только через несколько часов.
* * *
Брошены!
В овраге осталось около полутора тысяч человек, но все, или почти все, были без оружия и боеприпасов. С нами не нужно было сражаться, нас можно было просто убивать.
Из долины в балку протоптали в снегу широкую дорогу. Иногда по ней приходили люди. Заметив на дороге двух немцев (один из них сильно хромал), я подошел и спросил, куда подевались их товарищи. Раненый немец расплакался и сквозь слезы проговорил, что они ушли.
Перед нами раскинулась деревня Арбузов. Теперь в ней было тихо. Мы изо всех сил всматривались в даль, но ничего не увидели. Лишь где-то вдалеке догорала одинокая изба.
Посовещавшись, мы с Беллини не придумали ничего лучшего и решили разбудить офицеров и выработать какой-нибудь план действий.
Вскоре собралась группа из семи или восьми офицеров. Оказалось, что среди нас имеется только один старший офицер - майор-пехотинец, причем весьма преклонного возраста. После нескольких минут общения мы пришли к выводу, что холод и лишения сделали из бодрого старика трясущегося маразматика.
