Бальзамировщик: Жизнь одного маньяка | страница 37



— Вы ведь начали работать совсем молодым? Как вам пришла идея заняться таким… необычным делом?

— Это поистине было волей случая. Потому что…

Внезапно он заколебался.

— На самом деле я не знаю. Может быть, это вообще невозможно — узнать изначальную, глубинную причину того или иного пристрастия, увлечения? Я ответил на предложение по объявлению… Оно как раз очень подходило к тому моменту — я был в глубокой депрессии…

Он издал легкий горловой смешок.

— Парадоксальным образом это меня спасло. Видеть трупы других… это успокаивает. Меньше начинаешь думать о своей скромной персоне. Я усердно учился. Мне даже повезло лично познакомиться с Жаком Мареттом, французским первооткрывателем танатопрактики; он же ввел и сам этот термин.

— Но все же, — прервал я, возвращаясь к своей цели, — не могли бы вы вкратце рассказать, в чем состоит рабочий процесс?

— Вкратце он состоит в том, что тело обрабатывается определенным веществом, которое способно предохранить его от разложения примерно на двадцать дней… в данный момент.

Кажется, его глаза блеснули. Я осторожно сказал:

— Вы мне все еще не рассказали, как именно вы действуете.

— Это очень просто. Мы…

Телефонный звонок заставил нас обоих подскочить.

— Алло… Здравствуйте еще раз. В Бейн? Хорошо. Что?

Его лицо окаменело. Он побледнел еще сильнее — мне казалось, что это вообще невозможно. Он смотрел прямо перед собой, нахмурив брови. Он, до сих пор казавшийся воплощенной любезностью, даже пару раз стукнул кулаком по столу.

— Вот сволочи! — выругался он. — Отравляют нас, забивают дороги, вызывают катастрофы, а теперь еще и… Мерзавцы!

Он быстро схватил дорожную карту и развернул ее на коленях.

— Да… Через Сен-Бри и Шитри, хорошо… Какая улица? Хорошо, я сейчас же выезжаю.

Он положил трубку, вышел в коридор и вернулся с довольно большим железным чемоданчиком (только сейчас я заметил, что он прихрамывает на правую ногу). Он возмущенно заявил:

— Вы можете себе такое представить? Эти чертовы дорожники строят заграждение на выезде из Оксерра! Придется делать крюк в двадцать километров! И французы считают это нормальным! Разоряют землю, как дикари! Какое бесстыдство!

Мы вышли вместе. Я пересек двор и взбежал на свой этаж, перепрыгивая через две ступеньки, потому что еще по дороге, поскольку окно моего кабинета было открыто, услышал телефонный звонок.

Это был тот же голос, что и утром, в нем слышалась та же тревога, и это был голос Прюн.

— Ты где? — закричал я шепотом (то есть голос у меня был достаточно приглушенным, чтобы его не услышали ее похитители, но достаточно громким, чтобы его слышала она).