У него не было стремления до конца своих дней оставаться моряком, поэтому ему пришлось подыскать себе другую профессию, которая, желательно, не обрекала бы его на сидячий образ жизни и позволила бы извлечь преимущество из его отличной физической подготовки. К огромному изумлению и невообразимому ужасу его родственников в Лидингё и Эстермальме он стал полицейским.
Мнения о нем, как о полицейском, были самыми различными. Однако почти все недолюбливали его.
В большинстве случаев он поступал не так, как все, а его методы, как правило, были, мягко говоря, не совсем обычными.
Таким же необычным являлся список, лежащий сейчас перед ним на письменном столе.
Гёран Мальм, 42, вор, мертв (самоубийство?);
Кеннет Рот, 27, вор, мертв, похоронен;
Кристина Модиг, 14, несовершеннолетняя проститутка, мертва, похоронена;
Мадлен Ольсен, 24, рыжеволосая проститутка, мертва;
Кент Модиг, 5, ребенок (детский дом);
Клари Модиг, 7 месяцев, грудной ребенок (детский дом);
Агнес Сёдерберг, 68, старуха, дом престарелых в Розенлунде;
Герман Сёдерберг, 67, старый алкоголик, Хёгалидская лечебница;
Макс Карлсон, 23, бандит, Тиммермансгатан, 12;
Анна-Кайса Модиг, 30, проститутка, Южная больница (психиатрическое отделение);
Карла Бергрен, ?, проститутка, Гётгатан, 25.
Гюнвальд Ларссон просмотрел список и решил, что имеет смысл допросить лишь трех последних. Из оставшихся четверо мертвы, двое — маленькие дети, которые еще ничего не понимают, и двое — беспомощные старики.
Он сложил вчетверо лист бумаги, сунул его в карман и вышел из кабинета. Внизу он не сделал даже попытки кивнуть дежурному. Нашел на стоянке свою машину и поехал домой.
Субботу и воскресенье он просидел дома, запоем читая роман Сакса Ромера.[6] О пожаре он совершенно не думал.
В понедельник утром, восемнадцатого марта, он проснулся рано, снял последние повязки, принял душ, побрился и долго выбирал, что надеть. Потом сел в машину и поехал на Гётгатан, где жила Карла Бергрен.
Ему пришлось подняться по двум лестничным маршам, пересечь наискосок заасфальтированный двор, преодолеть еще три грязных лестничных пролета с облупившейся коричневой краской и разболтанными перилами, и наконец он оказался перед щелястой дверью, на которой висел металлический почтовый ящик и был прикреплен клочок картона с написанными от руки словами «Карла Бергрен, манекенщица».
Звонка, по-видимому, здесь не было, поэтому он негромко постучал в дверь, открыл ее и вошел внутрь, не дожидаясь ответа.
