Черная роза | страница 45
Дом вся обратилась в слух. Похвала герцога её воинскому мастерству, помимо ее воли, приятным теплом разлилась по телу.
— Хотел бы я это видеть, — промолвил граф. — Вот с такой женой ты бы точно не соскучился!
— Что ты говоришь, Анри? Она меня ненавидит, — так, что даже не пытается скрыть это! От такой чертовки можно ждать чего угодно, — яд в кубок с вином или кинжал в грудь в первую брачную ночь!
«Да, ты прав», — подумала Дом, невольно сжав рукоять стилета.
— О, такая женщина, монсеньор, умеет и ненавидеть, и любить! Надо только суметь разгадать её и направить чувство в нужное русло, — и самая жгучая неприязнь превратится в столь же пылкую любовь!
— Или наоборот, — мрачно произнес Черная Роза.
— Ты о Бланш?
— Да. Разве её необузданная и дикая страсть не истерзала меня? Она как пожар, оставивший за собой мертвое пепелище…
«Кто такая эта Бланш? Наверное, одна из его мерзких женщин», — скривившись, с отвращением решила Доминик. Хотя она легко могла незаметно покинуть свое укрытие и убежать, — тем более, что уже поняла, что не сможет совершить задуманное ею, — она не собиралась делать этого. Конечно, знала Дом и то, что подслушивать очень нехорошо, но разговор за дверью становился все интереснее.
— Но там, где по земле прошел огонь, трава вырастает ещё гуще и сочнее, чем прежде, — сказал де Брие. — Так и ты возродишься к новой жизни!
— Надеюсь. Но мне не хочется больше ни пылких страстей, ни юношеских безумств. Сейчас я предпочитаю ровную привязанность, уважение, взаимопонимание. Я хочу мира и спокойствия, Анри! Война бесконечно утомила меня, мне надоело спать и есть в седле, неделями не снимая с себя лат; мне осточертели ханжеские проповеди отцов-инквизиторов, оправдывающие пытки и сожжение еретиков-катаров… А больше всего мне ненавистен Монфор, эта бездушная жадная скотина, похваляющаяся своими насилиями и грабежами, как самыми блистательными победами!
«Он лжет даже своему другу,» — с презрением сказала себе Дом.
— Будьте осторожны в выражениях, монсеньор, — переходя на «вы», тревожно промолвил молодой граф. — Не забывайте: инквизиция не дремлет! А Монфор, как вам известно, послан в Лангедок не Людовиком, как вы, а самим Папой, освятившим его миссию как Крестовый поход против еретиков. Вспомните и о позорной участи графа Раймонда Тулузского, обвиненного в пособничестве альбигойцам и распространении ереси; в Сен-Жиле его, обнаженного по пояс, били плетьми на городской площади, как жалкого раба. Я боюсь за вас; боюсь, что и ваш кузен, король Людовик, не сможет защитить вас, если обнаружатся ваши мысли… и, что еще опаснее — ваши деяния!