Ничего об этом не зная, Оруэлл в статье «Загадочная подвода», опубликованной 24 сентября в газете «Нью лидер» и подписанной еще четырнадцатью находящимися в тот момент в Англии членами британского отряда ПОУМ, написал: «Совершенно ясно, что эти безумные утверждения… вложили в уста Фрэнкфорда барселонские журналисты, а он, чтобы спасти свою шкуру, их подтвердил»[59].
Как ни печально, Фрэнкфорд повторил свои обвинения против ПОУМ и Коппа в интервью биографу Оруэлла, Бернарду Крику 42 года спустя — в 1979 году. Правда, еще через несколько лет, в 1983-м, в телевизионной передаче «Арена», посвященной Оруэллу, он заявил, что вообще ничего не помнит о публикации в «Дейли уоркер». А в 1998-м на вопрос, справедливо ли он обвинял ПОУМ в фашизме, он отвечал, что не знает[60]. Что, однако, он утверждал всегда, и не колеблясь: Оруэлл никогда ему не нравился, поскольку «он презирал рабочих и заявлял, что они дурно пахнут»[61].
* * *
Читая в «Дейли уоркер» заявления Фрэнкфорда: «Если бы я не был настолько политически отсталым, я не позволил бы завести себя так далеко. Но в мае мое невежество было столь глубоким, что я совершил преступление, приняв участие в фашистском вооруженном мятеже против антифашистского правительства»[62], Оруэлл не мог не вспоминать покаянные речи советских показательных процессов и не ужасаться тому, что те же самые слова произносит его соотечественник.
Помимо всего прочего, испанский опыт открыл Оруэллу глаза на то, что ложь — это не только орудие пропаганды, но и способ манипулирования сознанием, основа искажения истории и вообще форма существования тоталитарного режима. Как человек скрупулезной честности он болезненно пережил это открытие:
Я еще в детстве заметил, что никакой газетный репортаж не в состоянии отразить событие достоверно, но в Испании впервые в жизни я увидел репортажи, которые вообще не имели никакого отношения к фактам, даже того отношения, которое существует в обыкновенной лжи. Я читал статьи о великих битвах там, где в помине не было никаких сражений, и сталкивался с полным молчанием там, где убивали сотни людей. Я видел смело сражавшихся солдат, которых поносили как трусов и предателей, и других, не слыхавших и выстрела, которых превозносили как героев воображаемых побед… Я видел, как история пишется не о том, что случилось, а о том, что должно было бы случиться в соответствии с той или иной «линией партии»[63].
Это из эссе 1943 года «Оглядываясь на испанскую войну». Развивая эту мысль, он там же обозначает принципы тоталитарного общества, уже знакомого по Советскому Союзу, которое он опишет через несколько лет в своем главном романе:
