Вечером, когда Сережа сидел на ступеньках крыльца и ел длинную и тонкую, как крысиные хвостики, морковь, мимо него несколько раз пробежала Мария, девятилетняя внучка старика Якова Рейнсона. Обычно она смотрела на Сережу со страхом и, встретившись с ним, стремительно уносилась прочь. А сегодня она пробегала мимо него с таким видом, словно хотела и не решалась что-то сказать. Сережа не обращал на нее внимания, пока девочка не назвала его по имени. Он обернулся.
Мария одним васильковым глазом смотрела из-за приоткрытой двери. «Чего еще ей?» — равнодушно подумал он.
— Серкей! — повторила она. — Там — русский, — и показала два пальца.
— Где русский? Кто? — насторожился Сережа, переставая грызть морковь.
Девочка шире приоткрыла дверь и, махнула рукой по направлению к бане.
— Где? В бане, что ли? — спросил он, поспешно вскочив.
— Hay! — отрицательно затрясла она головой и быстро-быстро заговорила по-латышски, махая рукой куда-то дальше.
Сережа пожал плечами.
— Не понимаю.
Девочка с легкой досадой посмотрела на него и убежала в дом.
«Какие русские? О ком она говорит? Не узнала ли что-нибудь о наших ребятах?» — подумал он. Доев морковку, хотел было идти на кухню, чтобы с помощью хозяйки разузнать, в чем дело, как вдруг Мария снова появилась на пороге.
— Там, на хутор, русски девочки живи! — воскликнула она, блестя синими пуговками глаз. — Одна маленьки, одна большой. Два дня живи.
Сережа догадался, что ей известно что-то про его друзей.
— Далеко они? Как к ним пройти? — встрепенулся он.
Из жестов и отдельных слов Марии он заключил, что, по всей видимости, она говорила про Инну Булычеву с маленькой Наташей. К несчастью, объяснить по-русски, как к ним пройти, она не могла.
— Ты завтра… морген… понимаешь? Утром… меня — туда! — затормошил ее Сережа.
Мария согласно кивала головой: да-да, она непременно проводит его. Завтра утром. Она будет очень рада, если там окажутся его знакомые.
В это время из-за угла дома вышел возвращавшийся с поля старик Рейнсон. Увидев девочку, оживленно разговаривавшую с Сережей, он недовольно нахмурился и сказал ей что-то по-латышски. Вначале та досадливо отмахнулась от его слов. Тогда Яков, поставив ногу на ступеньку крыльца, заговорил внушительно и строго. Мария покорно слушала его, с каждым словом старика выражение ее лица заметно менялось. Потом она поднялась на крыльцо и глянула оттуда на мальчика презрительно и отчужденно.
Сережа понял, что старик сказал ей о нем что-то скверное.
