— Командир! Надо уходить! — Саша встряхнул Цви.
— Нельзя уходить, — безжизненным голосом сказал Цви. — Приказа не было. И потом, как ты уйдешь? Местность открытая, сверху все простреливается. И трех шагов не пройдем. Надо ждать подкреплений. Наши нас не бросят.
— Какие, к свиньям, наши? Артиллерия только арабская, нашей не видно, ни слышно. Бронебатальон где? Артподдержка где? Наполеончики, мать вашу так! — Саша почти кричал.
— Если хочешь, иди, — махнул рукой Цви. — Разрешаю…
Цви был прав и Саша это понимал. Прямо над ними, на господствующей высоте, сидело не меньше сотни арабов с винтовками и хуже того — с пулеметами. С того места где они находилось, было видно где залегли остатки роты «бет» и рота «гимель», не продвинувшаяся к Дир-Аюб. Сверху по ним стреляли арабские стрелки, со стороны аль-Латрун бил тяжелый пулемет. Прямо на дорогу выехал какой-то броневик и поливал вжимавшихся в землю евреев очередями. Вдобавок ко всему, низину закидывала снарядами и минами арабская артиллерия. Не в том темпе, что в начале боя — это был скорее беспокоящий огонь, но все равно достаточно часто. Евреи отстреливались, но было ясно, что редкие неприцельные выстрелы вряд ли заставят арабов покинуть позиции. На высоте 314 не было видно никакого движения.
Потянулись минуты. Они все так же сидели в тени скального выступа. По мере того, как солнце поднималось все выше, тень становилась все короче. Стало жарко. Лежащие в густой траве раненые на разных языках просили пить.
— Я не могу это слышать, — заскулил Цви, раскачиваясь из стороны в сторону. — Не могу! Дай мне свою фляжку!
— Не дури, командир! — Саша попытался урезонить Цви.
— Дай, я сказал! Я так решил! — Цви сорвался на крик.
— Ладно, — Саша пожал плечами и протянул фляжку.
Цви схватил фляжку, и, скинув пробковый шлем, пополз вдоль откоса, туда, откуда раздавались жалобные стоны, перемежавшиеся мольбой на немецком: «Воды!». Арабы заметили движение, огонь усилился. Пули щелкали по камням совсем рядом.
— Зачем ты его отпустил? — спросил Генрих, недоумевая. — Его же убьют!
— Да и хрен с ним! — скривился Саша. — Ты посмотри вокруг, ведь они же нас на пулеметы послали, стратеги хреновы! Так что пусть идет, подохнет — поделом ему!
Вместо ответа Генрих согнулся в приступе рвоты. Выдав все, что было в желудке, он отполз к скальной стенке и забился в щель между валунами. Саша сел рядом, положив на колени винтовку.
Цви не было довольно долго. Саша уже думал, что его убили. Генрих наблюдал за ползающими по камню муравьями. Растянувшись цепочкой, те деловито таскали какие-то кусочки. Война людей их не касалась. Генрих отрешенно подумал, что совсем скоро они, может быть, будут таскать куски его гниющей плоти. Саша достал сигареты и с наслаждением закурил, вызывав у Генриха священный трепет своим безмятежным видом. Впрочем, Сашина безмятежность была напускной. Все это время он лихорадочно думал, как ему выбраться из этой ситуации и как сохранить жизнь Генриху. Мысли о том, что полег весь взвод, он старательно гнал. От таких мыслей недолго и раскиснуть — Саша знал это по опыту. А раскиснуть в такой ситуации это верная смерть.
