— Теть Дусь, — растерянный Саша снова почувствовал себя маленьким мальчиком. В детстве он часто крутился возле тети Дуси, когда та готовила еду, надежде, что ему перепадет что-то вкусненькое. И перепадало — строгая с виду, дородная тетя Дуся любила детей.
— Так, ну-ка, пошли, — тетя Дуся мигом сориентировалась и повела Сашу прочь из комнаты. Встревоженные шумом, из своих комнат выглядывали соседи.
— В общем, вывесили они приказ, — рассказывал Павел Ильич, сосед, одноногий инвалид. — Всем жидам явиться на угол Мельниковской и Дохтуровской. С вещами…
— Это где такие? — тупо спросил Саша, чувствуя, как разгорается в груди ноющая боль. Тетя Дуся увела его на кухню, усадила на табурет и сообщила страшную новость. Саша сначала не поверил, не хотел верить. Ему налили стакан водки, а затем Павел Ильич, как самый заслуженный и уважаемый человек, стал рассказывать ему, как все было. Саша слушал, как сквозь вату — ему казалось, что он спит и видит страшный сон.
— Это они так Мельника и Дегтяревскую обозвали, — объяснил кто-то из-за спины.
— Народ тогда еще поговаривал, что это ваши Крещатик взорвали, — кивнул Павел Ильич. — Ты извини, конечно, но из песни слов не выкинешь. В общем, поверили. Ну а немцы слух пустили — вывезут, мол, евреев, чтобы защитить от погромов. Опять же станция там… Ваши поверили и пошли. Весь Подол пошел, бабы, старики, детки… — при этих словах тетя Дуся прижала руку ко рту. — А там паспорта отбирали, раздевали и в овраг. Мы тут чуть с ума не сошли — день и ночь пулеметы: тра-та-та, тра-та-та…
Народ завздыхал, вспоминая пережитое. Рассказывали, что расстреливали не немцы — украинцы, из западных. Как донесла на чудом выбравшегося из Яра мальчика соседка. Он выполз, пришел домой — а соседка увидела и донесла, уже когда все знали, что расстреливают. Как народ грабил опустевшие квартиры. Саша слушал, что оговорят люди и чувствовал, как внутри у него ворочается что-то темное, страшное. Всю дорогу домой он гнал от себя нехорошее мысли. До фронта доходили слухи о том, что творят немцы на оккупированной территории. А отсутствие писем только усугубляло тревогу. Но, несмотря ни на что, Саша надеялся. Его отец, такой умный, сильный — он не мог просто так уйти, как баран на заклание.
— И моих, значит, тоже? — глухо спросил Саша.
— Твой батька, земля ему пухом, тогда сразу сообразил, что дело нечисто. Вещи собрал и вместе со всеми они пошли, да не дошли, — Павел Ильич крякнул. — Башковитый мужик был Арон, ничего не скажешь. И так, понимаешь, тихо все провернул… Мы же думали, что твои со всеми там остались. А они спрятались. Помнишь Запорожца, мастера с хлебозавода? Они с твоим батькой были друзья не разлей вода. Вот он их у себя и спрятал.
