Я обращаюсь к Вам, зная, что никто в этом королевстве, кроме Вас, милорд, не осмелится изложить королю мою просьбу. Я молю Господа вознаградить Ваши заботы.
Из Кимболтона. Королева Екатерина
Я представил себе плачевную картину: старая, больная Екатерина, сама с трудом волоча ноги, ухаживает за Марией, надеясь своей ревностной заботой вернуть дочери здоровье. Ей хотелось успокоить свое сердце. Но правда заключалась в том, что на ее особу ревностно предъявили права два других претендента: ее болезнь и сеть заговорщиков, стремившихся «освободить» ее, дав императору и Папе повод вторгнуться в наши владения. Марию, безусловно, соблазнит такое развитие событий. В отличие от набожной Екатерины дочь проявляла не просто упрямство, а губительную непокорность! Екатерина еще любила меня, Мария уже ненавидела. Нет, я не мог разрешить им воссоединиться и жить под одной крышей, независимо от надежности охраны.
Я обратил внимание и на незыблемое постоянство подписи Екатерины — даже в положении просительницы она оставалась королевой.
* * *
Рождество проходило в притворном веселье. Пришлось лицедействовать все двенадцать дней. Мы с Анной появлялись на всех праздниках, где ее восхваляли как мать будущего наследника. Принцессу Елизавету привезли ко двору, принарядили и устроили смотрины. Ей было уже два с половиной года, и она — вынужден признать — росла прелестным ребенком. Ее пышные волосы отливали огненным золотом, она всегда пребывала в чудесном настроении и, что самое впечатляющее, обладала живым и острым умом. Малышка знала удивительное множество слов: «ножны», «дуб», «эдикт». Я видел в ней все лучшее, чего только можно ожидать от наследника, и если Господь столь щедро одарил маленькую принцессу, то трудно даже представить, каким будет принц.
Все это время мы с Анной разговаривали исключительно о церемониях. Отныне мы стали противниками, вовлеченными в своеобразный поединок остроумия и жестокости, проводимый по известным мне и ей правилам.
Екатерина умирала. Ее недуг из обычного недомогания, подразумевающего выздоровление, перешел в агонию. В первый день 1536 года я получил донесение от ее лекаря. «Затрудненное дыхание… смертельная бледность… две недели ее организм отторгает любую пищу, сердцебиение слабое и прерывистое, она уже не имеет сил встать с постели…» — написал мне доктор де ла Са, и я понял, что означают его слова. Шапюи получил от меня разрешение навестить ее… но в сопровождении Стивена Вогна — «помощника» Кромвеля.
