— Ханна Лэтам?
— Точнее, Ханна Бакэн.
Короткий смешок.
— Ах да, забыл, что ты замужем.
— Кто это?
— Тоби Джадсон.
— Кто?
— Ты что, забыла, что мы встречались? Тобиас Джадсон.
До меня дошло.
— Постой, ты — Тобиас Джадсон, прославившийся сидячей забастовкой в Колумбийском университете?
— Тот самый. И мы встречались накоротке вместе с твоим отцом в Бостоне… несколько лет назад. Вспомнила?
Конечно, я вспомнила. Это был тот вечер, когда я увидела отца с той женщиной.
— Откуда у тебя мой телефон, Тоби?
— Мне его дал твой отец.
— Понятно.
— И он сказал, чтобы я, если буду проездом в Мэне, навестил тебя.
— Так ты сейчас в Мэне?
— Слышала когда-нибудь о ресторане «Гудвин», где продают «Ужас-ужас»?
— Ты в Бриджтоне?
— Так точно, и я тут подумал: нет ли у тебя уголка, где бы я мог приткнуться на ночь?
Мой двухминутный разговор с Тоби Джадсоном заставил меня нервничать. И не то чтобы он сказал что-нибудь странное и двусмысленное. Что ни говори, а этот парень был само обаяние. Усмехнувшись, он объяснил, что «сбежал» от своей докторской диссертации в Чикагском университете (с защитой которой опаздывал уже на целый год) и путешествует по стране. Еще он сказал, что прекрасно понимает — мне надо переговорить с мужем, принимая решение, стоит ли пускать на ночлег малознакомого человека, и дал мне номер телефона в ресторане «Гудвин», чтобы я могла перезвонить и сообщить, может ли он выдвигаться в сторону Пелхэма. В остроумной речи Тоби не было ничего дурного — подумаешь, позвонил друг друзей, представился и попросил приютить на одну ночь, для него все это было в порядке вещей. К тому же он был не просто другом друзей… он был другом моего отца, героем национальных новостей, превратившим Колумбийский университет в поле идеологической битвы во время крупнейшей сидячей забастовки. Тоби Джадсон был легендой радикального студенчества, так что я уж точно знала, кто он такой.
Но что меня беспокоило, так это — как сказать? — его всезнающий тон, непринужденная фамильярность, легкий саркастический смешок, закравшийся в голос, когда я поправила его с фамилией (несомненно, он мысленно тут же списал меня как безнадежно буржуазную особу). Возможно, моя неловкость была вызвана тем, что я, в свою очередь, ненавидела себя за эту нерешительность, осторожность, буржуазность. Все-таки я была замужней женщиной, жила в очень маленьком городке, так что…
Я записала номер телефона, повесила трубку и перезвонила своему отцу в Вермонт.
