Улучив минутку, Аня тихо сказала:
— Иван Иванович, лучше я попозже зайду.
— А ты думаешь, позже будет меньше дел? Слышишь гром за рекой?
— Вот поэтому и прошу оставить меня в районе, — одним духом выпалила Аня.
Исаков взглянул на ее раскрасневшееся лицо. Вспомнил заседание бюро райкома. Кто-то тогда сказал: «Не согласится Семенова уезжать в тыл. Не тот характер, чтобы от опасности уходить…» Все верно. Но надо думать и о сохранении людей. Аню слишком хорошо знают в районе. В любых делах первая заводила. Да и семья у Семеновых — одиннадцать душ, а взрослых только трое.
— Не можем! — отрезал Исаков. — Не проси. Есть решение бюро.
— Хорошо. — Голос Ани дрогнул. — До свидания!
Она вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
…После жарких боев на Лужском оборонительном рубеже наступила тишина. Фронт теперь был где-то под Ленинградом. И поселок Торковичи стал похож на старый, заброшенный дом. Ветер гонял обрывки бумаг. Под ногами валялись консервные банки, какие-то железки, тряпки.
Жители стали возвращаться из окрестных лесов. Плотно закрывали ставнями окна. Пряталась в подвалах и сараях. Боялись выстрелов, топота солдатских сапог.
Аня с того дня, как в поселке появились фашисты, не выходила из дома. Все новости приносила мать:
— Объявление повесили. После восьми нельзя быть на улицах — расстрел…
— Приказывают сдать радио, иначе — расстрел…
Расстрел… расстрел… расстрел. Армия фюрера насаждала «новый порядок».
Проходил день за днем. Аня осунулась, под глазами появились крути. Думала: что делать? Как начать борьбу с врагом?
Она знала: где-то существует подпольный райком. Но туда сейчас так запросто не пойдешь, чтобы посоветоваться с секретарем.
Как-то зашла соседка занять щепотку чая и словно ненароком сказала:
— Говорят, фашисты в Ленинград вошли…
Аня вздрогнула, точно от удара.
— Откуда вам известно?
— Теперь, милая, новости у колодца узнаешь, — ответила соседка.
Анна промолчала. А про себя решила: «Вот это и есть твое дело — говорить с людьми».
И Семенова стала бывать и в семьях подруг, и у знакомых отца, и у колодца.
…В полночь к поселку подошли трое.
— Иван Иванович, побудьте здесь. Я пойду пошукаю, какая ситуация, — прошептал разведчик Иванов.
— Будь осторожен, Андрей Федорович.
— Не беспокойтесь. Люди надежные.
Ночная темень поглотила Иванова. Вернулся он так же неожиданно, как и исчез:
— Идемте. Полный порядок.
По глубокой балке вышли к крайнему двору поселка. Здесь жили Романовские. Сам Романовский осенью ушел в партизанский отряд. Дома осталась жена, Пелагея Макаровна, — кристально честная и преданная Советской власти женщина. У нее партизаны и устроили явочную квартиру.
