Но в этот раз два человека на борту не разделяли общего оживления. Один из них был матрос — участник американской антарктической экспедиции. Он лежал почти под потолком самолета на туго прикрученных к стенке отсека носилках и изо всех сил старался, чтобы мощная вибрация самолета, заполнявшая салон, угасла бы в его теле и не дошла до руки, упрятанной в гипс. У Джеймса был какой-то сложный перелом. Вторым человеком был я. Я тоже лежал на таких же носилках, притороченных «этажом» ниже, и тоже старался сделать так, чтобы вибрация не проникала к моей спине и ноге. Уже несколько дней как ужасная боль сковала меня на леднике Росса в Антарктиде во время горячих дней спасения скважины, пробуренной через толщу ледника.
Самолет наконец сел и, прорулив, остановился Двери открылись, волна полного ароматов влажного воздуха ворвалась в кабину.
К тому времени, когда мы двое, помогая друг другу, вышли из самолета, пассажиры уже двигались к зданию аэропорта, где их ждали пограничники и таможенники Мы тоже были готовы ковылять туда же. Каждый из нас держал в руках паспорт и таможенную декларацию, заполненную еще в самолете «Были ли вы в течение последних двух недель на сельскохозяйственной ферме, есть ли у вас изделия из шкур и меха животных…» Мы знали здешние обычаи страна островная, целиком зависит от продукции сельского хозяйства. Поэтому и охраняют его здесь всерьез.
Но вдруг откуда то донеслись тревожные сигналы сирены, и прямо к трапу подкатил, мигая, белый фургон с надписью «Эмбуланс», что значит «Скорая помощь» Только в отличие от нашей «Скорой» крест на борту был не красный, а черный — Мальтийский крест.
Двое молодых людей парень и девушка в форменных одеждах, выскочили из машины. «Вы доктор Зотиков? Вы мистер Смит?..» И через секунду нас уже укладывали на белоснежные накрахмаленные со складками простыни, которыми были покрыты двое носилок в машине. «Нет! Нет!» — пытались было вяло протестовать мы только сейчас осознали, что в наших пропитанных соляром и сажей рваных куртках, огромных, когда то белых бутсах мы были такие грязные. Но нас не слушали взревела сирена, и машина понеслась.
Вскоре мы оказались в просторном зале. Одна половина его была свободной и пустой, вторая — разделена белыми простынями на небольшие как бы загончики или пеналы. Когда меня ввозили в этот зал, я заметил, что в нескольких загончиках стояли такие же каталки, на которых лежали покрытые одеялами люди. В один такой отсек вкатили и меня.
