Он не был суеверен, но его озарило — утро, крик петуха! Вот что спасет его от ведьмы! Она высосала всю его силу, но на это ей потребовалось время! А раз он еще жив, раз еще поднимаются веки и работает дыхание, значит, ей не хватит времени с ним справиться!
Сила вернется, все вернется, скорее бы утро! Ведь летняя ночь коротка… Они вышли из ресторана в полночь, с час слонялись непонятно где… сколько же теперь?
И тут ведьма открыла глаза.
Видимо, она не ожидала, что глаза Босягина тоже окажутся открыты. Ее руки замерли, колыхание прекратилось.
— Отдай! — потребовал взглядом Босягин.
— Нет! — Она едва заметно покачала головой.
— Отдай! — Все, что в нем оставалось от жизни, он вжал в этот неподвижный и настойчивый взгляд.
— Нет.
Его поразило ее измученное лицо. Ни злости, ни сатанинской ярости, ни звериной жажды — только настороженность и безмерная усталость. Она стояла на коленях, черное платье уже всползло вверх и прикрыло грудь, волосы висели, обрамляя тонкое лицо. Она прислушалась… и вдруг зарычала.
Это был нечеловеческий, звериный рык. Наверно, так проклинает тигрица убийцу своих тигрят. Сверкнули острые зубы ведьмы, лицо исказилось… и Босягин увидел невероятное.
Женщина распрямилась. Ее колени, упиравшиеся в его бока, поднялись вверх, и она повисла в воздухе, не касаясь пола, согнув в локтях дрожащие руки, сжав крошечные кулачки. Казалось, сейчас она резко оттолкнется руками от воздуха и пронзит потолок хилого сарая.
Но острые зубы ведьмы закусили нижнюю губу с кантиком лиловой помады. Медленно опустилась женщина на грязный пол возле матраса, покачнувшись при этом, но устояв на высоких своих каблуках. Посмотрела на Босягина невидящим взглядом, повернулась и вышла.
Он не мог поверить в свою удачу. Вдруг дико забилось сердце. Перехватило дыхание, золотые солнца встали перед глазами. И тогда лишь он потерял сознание.
А женщина пересекала железную дорогу. Поблизости был разъезд, несколько веток стекалось и растекалось, женщина то и дело перешагивала через рельсы. Она могла преодолеть эти чертовы рельсы одним плавным прыжком, могла!.. И не могла.
Потом она торопливо шла пустыми улицами. Она могла взмыть в воздух, лечь на него и лететь стрелой, закладывая крутые виражи. Тело просилось взлететь. Но она сжимала кулачки и ускоряла шаги, такие ничтожные, такие медлительные по сравнению с полетом. На полет она сейчас не имела права.
Женщина шла и экономила каждое движение. Перекресток она пересекла наискосок. В парке прошла прямо по газону.
