Мы заходим в школу. Сидя на длинных скамейках перед учителем, ребятишки внимательно слушали рассказ об островах Индонезии. Пришпиленная к стене палочками географическая карта изображала большой мир. Эти ребята уже знали, что он состоит не только из Западной Суматры, где живет народ минангкабау, но и из материков, тысяч разных островов, многих десятков стран. Они уже знали, что по-разному живут люди в мире. Я смотрел на смышленые лица мальчишек и девчонок и думал, что им предстоит увидеть очень многое, о существовании чего не подозревают не только их родители, но и сам датук Джемал, хранитель традиций и обычаев, возможно, один из последних священноучителей народа минангкабау.
Настала пора покидать гостеприимную Куат Гбату. Нас тепло провожает вся деревня, несут скромные подарки: кто несколько бананов, кто жареный батат, кто маленькие рисовые лепешки, в которые запечены крошечные, с мизинец, рыбешки, вроде нашей уклейки. Старый Джемал говорит на прощание, что, если нужно будет узнать еще что-нибудь о минангкабау, «приходи в любое время».
— Далеко, — говорю, — ходить до вас, почтенный учитель. Ты знаешь, где я живу: тысячи и тысячи километров.
— Ничего. Садись на пароход и плыви. До Паданга доплывешь, а тут уж совсем рядом.
Я соглашаюсь: если будет надо — так и сделаю...
Обратно, в Букиттинги, нас вез тот же неунывающий Марантанг, специально приехавший за двумя пассажирами в деревню Куат Гбату. Он-то и предложил сделать небольшой крюк, чтобы посмотреть каучуковую плантацию. Я согласился.
Свернули в сторону и через некоторое время оказались возле сравнительно большого участка, похожего на старую лесопосадку. По совету Марантанга мы вылезли из его таратайки и направились в глубь плантации, надеясь встретить кого-нибудь из работников. Метров через триста действительно показался человек, устало шагавший с большим железным бидоном за плечами между рядами деревьев по густо заросшей сорной травой земле. Время от времени он снимал со ствола сделанную из половинки кокосового ореха чашечку с набежавшим в нее драгоценным соком и, не глядя, выливал содержимое через плечо в бидон. Часто чашечки оказывались почти пустыми. Тогда человек что-то говорил тихим голосом, будто упрекая дерево за скупость.
Мы подошли к сборщику каучука, поздоровались и задали традиционный вопрос о том, как идут дела.
— Дела, спрашиваете? Не очень хорошие дела. Видите, — показал он кивком головы на заросшую травой плантацию, — ни одного молодого деревца. Все это посадил мой отец лет, пожалуй, тридцать назад. Когда-то были доходы, а теперь хорошо, если удается свести концы с концами.
