— Ведь это ненадолго, сестра. Пусть поживет немного со мной в Сайгоне. Я там открою лавку, будет помогать мне. Тебе ведь сейчас трудно одной.
— А что скажет муж, когда вернется из армии?
— Когда это еще будет? Да и потом сама увидишь, он тебя не осудит. А Тханя я выращу, выучу и верну тебе, ты и глазом не успеешь моргнуть. Эй, Тхань, хочешь поехать в большой город? Там много машин, велосипедов, и у тебя будет велосипед.
Тхань уставился на дядю, от восторга разинув рот. Чуть орехи не выронил.
С тех пор ни дядю, ни Тханя Нгуен больше не видел. Вскоре по всему Южному Вьетнаму запылало пламя патриотической борьбы против сайгонских правителей и их заокеанских хозяев. Йенфу была одной из первых деревень, освобожденных от марионеточных властей. Но брат оказался по ту сторону фронта. Ни одного письма от дяди и от него они не получили, сайгонский режим запретил всякую связь с освобожденными районами. А отец, когда наконец вернулся, никак не мог простить матери, что она поддалась на уговоры Хиена. Он не попрекал ее. Только вот эта его поговорка про птицу те-рао.
...Впереди замелькали огни. Потянуло ароматным дымком, который всегда растекался по окрестным полям, когда в деревне готовили ужин. Нгуен сразу определил: в горячей золе запекают рыбу, обернутую в пальмовые листья. Вот и старый знакомый — скрипучий мостик через ручей. Хороший был здесь раньше клев. Нгуен жадно вглядывался в вытянувшуюся впереди темную улочку. Вроде все, как и прежде: темные силуэты высоких баньянов, тусклые светлячки ламп во дворах за бамбуковыми изгородями. Только по обе стороны улицы там и сям непривычно темнеют воронки, наполненные водой, да на месте, где стоял дом почтенного Нама, скорбно горбится груда битого кирпича. Заглядевшись по сторонам, Нгуен больно споткнулся о что-то твердое. Нагнулся: на траве валялись какие-то обломки. Да ведь это статуя одного из четырех священных коней, что украшали пагоду и были предметом гордости односельчан! Да, война не обошла тебя стороной, Йенфу.
Никто из домашних не заметил, как Нгуен подошел к бамбуковой изгороди. Он на секунду остановился, не в силах поверить, что наконец-то своими глазами, воочию видит картину, которую много раз представлял себе там, на фронте, в болотах, в джунглях, во время длинных ночных переходов.
Вот и семья пред горящим сошлась очагом.
Мать на собравшихся смотрит встревоженным взглядом.
Все здесь, как прежде, и только на месте твоем —
