Потом был госпиталь, вернее, не госпиталь, а небольшая пещера с десятком коек и бегающими за дощатым потолком крысами. Быть может, руку и удалось бы спасти, если бы его успели отправить в тыл, в глубину освобожденной зоны. Но как раз в те дни полк Армии освобождения, в котором воевал Нгуен, оказался отрезанным от главных сил в тесном горном ущелье. Шли упорные, кровопролитные бои. «Ждать эвакуации нельзя, — сказал полковой врач, осматривая Нгуена. — Лучше потерять руку, чем жизнь».
...Под ногами мягко зашуршали опавшие листья. Ночная птица те-рао подала свой голос в глубине рощи, и ее мелодичная трель привольно понеслась к вершинам гор, залитым лунным светом. Бойцы освобождения дали птице новое имя — «хак фук хо хан» — «преодолевающая трудности» — по созвучию с песней, которую поет те-рао. Услышав ее где-нибудь на ночном привале, в часы передышки между боями, Нгуен всегда вспоминал о доме. У них те-рао свила себе гнездо на лесной опушке в ветвях раскидистого баньяна, совсем рядом с деревней. Бывало, вечером, когда они сидели за ужкном, раздавался ее тоненький посвист. Отец в таких случаях ставил на циновку чашку с рисом и многозначительно поднимал палочки для еды: «Упустишь те-рао из гнезда, назад не вернешь». Все почтительно замолкали, ибо знали, что имеет в виду отец. Древняя легенда гласила, что однажды во дворе у крестьянина поселилась птица те-рао. Дела у него сразу пошли хорошо, стал он собирать богатые урожаи риса и маниоки, в семье никто не болел. Как-то те-рао принесла в клюве золотое зернышко. Крестьянин очень обрадовался, схватил зернышко и тут же снова погнал птицу за золотой добычей, не давая ей сесть в гнездо. Долго кружила она над хижиной, рассыпая свои трели, словно увещевала неразумного, но крестьянин все гнал ее длинным шестом. Тогда те-рао улетела и больше уже не возвращалась. А счастье и достаток с тех пор покинули дом крестьянина.
И Нгуену казалось, что при словах отца лицо у матери становилось виноватым. Неужели он намекал на маленького Тханя?
Это было двадцать лет назад. Пятилетний Нгуен с братишкой Тханем гонялись за щенком среди корзин для риса в углу двора. Пришел дядя Хиен, принес ребятам пакетик с засахаренными земляными орешками — у него в лавке их было много, а потом обратился к матери.
— Сестра Бинь, я еду в Сайгон.
— Все-таки решил?
— Да, — дядя Хиен пристально смотрел в лицо матери. — Ну так как насчет Тханя?
— Ой, боюсь я, Хиен.
