— Но свиньи остаются свиньями,— осуждает своих бывших соратников Андраде.— Вы бы видели, сеньор, как они ведут себя, когда вырываются за ворота лагеря! Местные жители в такие дни запираются в домах. Сомосовцы напиваются в ресторанах, устраивают стрельбу и поножовщину. Не дай бог попасться им на глаза... Больше всего достается женщинам. Официантки ресторанов, несмотря на безработицу, уволились и уехали из Данли. Сомосовцы совершают набеги также на окрестные селения, грабят, похищают девушек...
— А куда смотрят местные власти, полиция? — спрашиваю я.
Андраде удивленно смотрит на меня и усмехается:
— Ха, власти... полиция... Да как только сомосовцы появляются в городе, ни одного полицейского не сыщешь. Боятся пулю получить, потерять место. Боятся американцев.
— А есть среди сомосовцев сомневающиеся — такие, которые не хотят воевать против своей бывшей родины?
— Ну, сомневающимися их не назовешь,— задумчиво тянет Хосе-Грегорио.— Правда, случается, что те, кто вернулся с задания из Никарагуа, не очень-то стремятся в новый поход. Отказываются, дезертируют. Но из них быстро делают «шахтеров».
— ??
— Видите ли, у сомосовцев есть своя контрразведка и при ней спецкоманды. Именно они занимаются подобными проблемами и решают их просто — пуля в лоб, и на три метра в землю. Вот и готов «шахтер». С родственниками провинившегося поступают так же. Семью попавшего в плен снимают с довольствия и выселяют из дома. Ей остается идти по миру...
Вторжение
Оно началось в январе 1983 года. Сомосовские «тактические группировки» перешли линию границы сразу в нескольких местах. Основной удар приходился на департаменты Нуэва-Сеговия и Хинотега. Вспомогательный удар наносился по северным районам департамента Селайя. В Чинандеге было относительно спокойно, хотя и там продолжались вылазки небольших отрядов сомосовцев, нападения на пограничные посты и мелкие гарнизоны народной армии. Но ни в какое сравнение с тем, что происходило восточнее, события в Чинандеге не шли.
Нуэва-Сеговия, Хинотега... Сотни и сотни километров пустынных гор, поросших лесом. Редкие крестьянские хуторки в одну-две хижины, маленькие селения и узкие крутые дороги. Бесчисленное множество бурных горных речушек. «Я сбегаю...» — говорят здесь крестьяне-индейцы, когда речь заходит о том, чтобы преодолеть десять-пятнадцать километров, отделяющих одну хижину от другой.
Членов кооперативов созывают на общие собрания при помощи огромной морской раковины. Мой знакомый, председатель кооператива «Фридрих Энгельс» Сейерино Эрнандес, мастерски владел этим инструментом. Он с ловкостью ящерицы взбирался на скалу, нависшую над хижиной, связанной из бамбуковых стволов, и троекратное гулкое, трубное, величественное, даже какое-то тревожное эхо прокатывалось по горам.
