— Вот, глянь, нарта из разного дерева делается. На полоз идет лиственница — плотная, смолистая, при морозе шибко скользит. А вот копылья. Их из березы я выстрогал. Легки, крепки. На баран осину пустил. Она гнется как надо. А все вместе соединил — и получилась отменная штука. Такая нарта и большой груз выдерживает, и шустро бегает, и на застругах играет — гибкая, значит. Так и в нашей жизни получилось. У нас, марковчан, не только кровь русских казаков, чукчей, коряков, юкагиров. У нас и норов, манеры ихние воедино собраны. И народец» думаю, добрый вышел. Для здешней природы, для нашей земли приспособленный. Не только исправно работать, но и весело жить. Встарь люди говаривали: коль душа веселится, значит, тело цветет. Вот, значит, надо о вечерках рассказать, как они были. А потом про нынешние поговорим.
Иван Иванович отставил уже почти готовую нарту, задумчиво поглядел в небольшое окошко, за которым была поздняя ночь...
Собирались на вечерки обычно в зимнюю пору, когда работы было поменьше. И начинались они с мальчишек-зазывал — дед Иван сам в них бегал. Однажды хозяин какой-либо избы поручал им «кликать» к себе ближних и дальних соседей. «На вечерку просят! На вечерку!..» — неслась детвора улочками, и вскоре к намеченному двору, кто помоложе — весело, кто постарше — с достоинством, подходили гости. «Милости просим, милости просим на вечерку»,— привечали каждого переступившего порог.
Потом все садились на лавки вдоль стен. Женщины по одну сторону, мужчины по другую. Усаживались в углу музыканты, пробуя мехи гармони, настраивая скрипку. Радостный гомон, шумные угощения строганиной разом обрывались, когда под низким потолком вдруг раздавалось...
Рассказчик мой прокашлялся, умолк. Стало так тихо, что послышалось, как бьется в оконное стекло ночная бабочка. А потом неожиданно чистым и молодым голосом затянул:
Как по этой быстрой речке
Плыла стайка лебедей.
Все лебедушки с парами,
Я, несчастная, без пары...
Старик пел, закрыв глаза, высоко подняв голову, и казалось, что он забыл обо мне, что он очень далеко отсюда — где-то там, в своей молодости.
Песня оборвалась. Иван Иванович смущенно улыбнулся, сказал, что многое забыл. Но самое любимое, дорогое помнит. Вот, например, такое. И повел снова:
Во лузях, во зеленых,
Во садах
Вырастает трава шелковая...
За первыми куплетами, за распевкой, продолжал мой собеседник, подходил кто-нибудь из мужчин к женской стороне, вставал перед своей избранницей, кланялся. «Пойдем по кругу вместе»,— говорил он, и с этих слов начинался и полнился круг танцующих пар, который становился средоточием вечерки и главным действом в деревне.
