То, что к вечеру в Маркове я встретил своего давнего товарища из бухты Провидения, было в принципе нормально: переезды с места на место, из поселка в поселок — здесь обычное дело. Совершенно поразил меня его огород. Приятель выдернул куст картошки с крупными клубнями, а рядом густо зеленели петрушка, укроп, подпирали друг дружку капустные кочаны с футбольный мяч. И это — на вечной Мерзлоте, рядом с тундрой!
— Дежневцы знали, где оседать. Здесь микроклимат. Вон, посмотри еще...
И в небе я увидел стайку белых голубей — необыкновенное явление
здесь.
Потом мы вернулись к разговору о дежневцах, об их следах в Маркове и остановились на неком «деде Иване». Он и знаток своего края, и местный философ, он все про все знает. И его все знают, в чем я убедился на следующий день, спросив на улице, как пройти к деду Ивану.
Он сидел весь в плотном табачном дыму, как в осеннем чукотском тумане, и вязал сеть. Сначала мы с хозяином повосхищались огнестойкостью его избы — «надо же, тридцать лет обкуриваю и ни разу не полыхнула»,— а затем уже вместе затянулись крепкой «Балтийской».
Иван Иванович Куркутский, оказывается,— старейший из мужчин Маркова. Он пожаловался на глаза — теперь сложнее дается зимняя охота. Руки уже не те. А надо самому по хозяйству управляться. Жена, Улита, умерла несколько лет назад. Единственная дочка в теплые края перебралась — живет на Камчатке, до нее далеко. Он еще ей старается помогать — вот сеть свяжет и отправит бандеролью. У самого этого добра предостаточно и все надежное, потому что самодельное. Посмотреть? Айда!
Согнувшись перед низкой дверью, мы перешли в сенцы, где Иван Иванович стал бережно доставать из закутков и показывать охотничье снаряжение, рыболовные снасти. Посокрушался, что не может усадить гостя в каюк — самолично долбленную из осины лодчонку, которую сдал на хранение соседу. Так вернее, потому что недавно кто-то ее увел — до слез жалко было. Не случалось здесь раньше такого никогда! Хорошо, мальчишки нашли, принесли обратно.
А когда хозяин извлек полозья от нарты, еще какие-то ее части — вздохнул тяжко. Вот на чем он каюрствовал, считай, всю жизнь. Развозил! почту, разные товары для магазинов, иной груз. С собаками своей упряжки мерз в тундре, тонул в разводьях — всякое бывало. Сейчас только воспоминания остались, да вот нарта разобранная. Собрать? Иван Иванович охотно откликнулся на просьбу, и мы сгребли в охапку все снаряжение, перенесли в избу. Затем он устроился поудобнее и не спеша, словно растягивая удовольствие, стал возводить сани. Все детали — естественно, без гвоздя, без всякого металлического крепления — ладно прилегали друг к дружке, накрепко схватывались кожаными ремнями.
