И опять потянулась этакая постыдная пауза. Опять они молчали. Они сидели по углам. Особенно дулись не упомянутые среди «нравящихся» Лариса Чубукова и маленькая Чечеткина. Ожидалось, что парней будет шестеро, а сейчас вместо шести было лишь двое. И оба какие-то психи.
Цаплина решила высказаться:
– Они, то есть те ребята, для нас, пожалуй, приятнее.
Я как раз разливал вино (наше, мы тоже принесли) по стаканам. И вот стаканы стояли на столе полнехоньки, в неловкой и нелепой ситуации, а Цаплина высказывалась:
– Они приятнее. Они основной состав, а вы…
– А мы?
– А вы – дубль, – спокойненько и строго выговорила Цаплина. Она дружила с Полупроводником, яростным футбольным болельщиком.
Эта пауза была уже совсем никуда не годной. И тут Валя выручила – рассмеялась:
– Ладно, девочки. Давайте веселиться! Дубль ведь тоже играет.
– Во всяком случае, его не прогоняют с поля, – сказал я с обидой.
– Вот-вот. Девочки, за стол!
Был уже третий курс – нас всех разнесло по разным специальностям, а значит, по разным группам. Так что около года я их никого не видел. Разве что только на бегу мелькнет лицо.
Однажды я стоял в очереди в библиотеку – сдать учебники, две связки, штук двадцать пять, – стоял и томился. Вдруг услышал:
– Здравствуй, земляк.
– Привет, Валя.
Валя стояла и лучилась – похорошевшая, посветлевшая.
– Ну, как ты?
– Подожди… Положу книги.
Мы отошли. Присели на низкий подоконник, болтали. А я не терял при этом из виду свою очередь.
– Ну, что в сто двадцатой?.. Уже повыходили замуж?
– Ничего подобного.
– А Чубукова? Лариса?.. Она не перестала тебя грызть?
Валя улыбнулась:
– Перестала.
– Ну, еще бы. Ты ведь специально излучала сияние, а парни млели. Это и высушило Ларису.
Я подшучивал, а Валя неожиданно посерьезнела. И сказала:
– Не смейся над ней. Она сейчас такая добрая, грустная…
– Лариса?
– Да… Она такая прелесть. Понимаешь, – Валя понизила голос, – она очень влюблена. Только тс-с об этом. – Она вдруг встрепенулась вся и спросила с жаром: – Миленький! (Надо сказать, что это ее «миленький», хоть и прошло время, а все же кольнуло меня.) Миленький!.. Ты ничего не открыл? Ну, чего-нибудь выдающегося?..
– Нет.
– А почему?
– Не знаю…
– Ты не обижайся. Я ведь к чему говорю: у нас один студент сделал труднейшую задачу… Я прямо восхитилась. Я теперь как слышу «наука», «открытие» – мне прямо не по себе становится. Ах, как хорошо быть талантливым!..
Она вся светилась. И спрашивала:
– А ты не думал над этим? Не задумывался?
