«А вот тут вы ошибаетесь!» – подумала Полина.
И сразу представила, что уголовники сейчас примутся обыскивать жилище мента и обнаружат ее убежище. От такой мысли по коже побежали ледяные иголки.
– Потом, Валерик, я Юру хорошо знаю. Видел, как он на дверь оглядывался? Наверняка со своими корешами договорился, чтобы они через часок сюда нагрянули. На огонек, так сказать. Поэтому нам здесь задерживаться не след. Смываться надо, Валера. И смываться быстро. А то, что ты его замочил… Если подумать, это и правильно. Крысятничать не надо было. Он и так слишком много брал.
Седой тяжело поднялся из-за стола, кивнул своему молчаливому спутнику, и все трое двинулись к дверям. Только молодой парень задержался, окинул комнату разочарованным взглядом, будто жалея об упущенных возможностях, затем шагнул к столу и подхватил еще один кусок ветчины.
– Пойдем, Валера! – поторопил его седой. – Я тоже в твои годы вечно жрать хотел… Что поделаешь, молодой растущий организм!
Дверь за уголовниками захлопнулась.
Полина еще несколько минут сидела в своей камере, буквально раздавленная тем, что только что произошло у нее на глазах.
Правда, минувшей ночью она уже видела убийство, но то было совсем другое дело – сторожа убили почти случайно, непреднамеренно, в суматохе бегства, а сейчас мента хладнокровно зарезали прямо за столом… а ведь всего получасом раньше она буквально ела с его рук… Конечно, он был мерзавец и вор, но все же живой человек…
Тут до Полины с запозданием дошли слова седого, мол, Юрий со своими корешами наверняка договорился, и те вот-вот нагрянут…
Сюда заявится милиция! Они найдут своего мертвого товарища и уж точно отыщут потайную комнатку, а в ней ее, Полину! Ей тогда никак не отвертеться – всплывет история с убитым сторожем, да и сегодняшнее убийство тоже повесят на нее. В самом деле, зачем кого-то искать, если – вот она, готовая подозреваемая, прямо возле трупа!
В общем, седой сказал совершенно правильные слова: надо смываться, причем чем скорее, тем лучше.
Полина сбросила браслеты, выбралась из закутка, который, к счастью, не запирался снаружи. Машинально завесила его дверцу ковром и бросилась было к двери, но вдруг замерла на месте.
Оказавшись в комнате, где только что произошло убийство, она смотрела вовсе не на окровавленный труп своего тюремщика. Ее взгляд притягивало совсем другое, гораздо более волнующее зрелище: она смотрела на тарелку с едой.
Тот единственный кусок хлеба с колбасой, который скормил ей покойный мент, только раздразнил ее аппетит. Голод был сильнее страха, сильнее чувства самосохранения. Пусть будет что будет, пусть ее поймают здесь и засадят на пятнадцать лет за убийство, которого она не совершала, но она не может пройти мимо еды!
