Моя Ж в искусстве | страница 70
Пока одна поклонница ходила за вином, маэстро написал натюрморт из ромашек и композицию из бутылок, стоящих в углу. Он щедрой рукой одарил меня своими произведениями, и я ушел, а он остался, окруженный любовью и своими работами, полными неба и света.
Расставив дома листы по углам, я удивился, как один человек, живущий рядом, видит мир совсем иначе и показывает другим, открывая дверь за дверью в иную реальность.
Созерцание прекрасного закончилось с приходом тещи, женщины правильной, работника правоохранительных органов. Увидев отрубленные яйца, она чуть не лишилась рассудка — ее дочь и внучка попали в лапы к маньяку, их надо было спасать, и она решительно принялась осуществлять эту задачу.
Она собрала брезгливо все эти художества, положила их в помойное ведро и сожгла на балконе под собственный вой, что она меня посадит. Объяснить ей, что это художественный эксперимент, поиск новой реальности, не представилось возможным, она позвонила моей маме и сказала, что меня плохо воспитали и я трачу деньги на гадость.
Я чаще стал бывать у Феликса в мастерской, слушал его немногословные суждения и смотрел, как он часами рисует свои листы, полные цвета и света. Потом его выгнали из вуза, где он преподавал, выгнали из Союза художников, перестали давать заказы и приглашать на выставки. Никакой политики: аморальное поведение и пьянка — вот причины изгнания мастера. Он пошел на фабрику и стал художником-оформителем, рисующим плакаты к праздникам и демонстрациям. Он не сетовал, не говорил: «У меня труды в Третьяковке». Приходил к нему какой-нибудь мужичок из рабочих и говорил: «Феликс, я лодку закончил строить на реке, пойдем после работы, номерок нарисуешь, а потом посидим».
Феликс брал баночку с краской, кисточку-колонок и шел на берег рисовать номер лодки Р-123. Рисовал так же, как и свои лучшие полотна, потом они сидели на берегу и пили вино с яблочком, и обладатель судна был счастлив, не понимая, какой мастер с ним рядом.
Я уехал из того города много лет назад, слышал, что в конце 90-х тысячи людей, покидавших Родину, разнесли по всем континентам пейзажи и натюрморты маэстро.
За последние двадцать лет я видел многих художников — маститых, известных, с миллионными гонорарами, а также прохвостов и мошенников в своем отечестве и в других, но скромный акварелист из маленького города остался в небольшом букете, проехавшем со мной по трем квартирам в трех странах. Он мирно висит над моей головой, он дороже мне всех Айвазовских и Кончаловских, в этом пожухлом от времени картоне есть свет.