Повесть одной жизни | страница 97
Он нежно прижал меня к себе и поцеловал в висок. Потом снова сказал:
— Знаешь…
— Знаю! — засмеялась я.
— Что же ты знаешь? — удивился он.
Как только я закончила шептать ему в ухо это стихотворение, он широко раскрыл глаза и воскликнул:
— Это ты так здорово сочинила?!
Я трагически подняла взгляд к небу — какое невежество!
— Анна Ахматова!
Мы расхохотались.
— Значит, Анна Ахматова, — пробормотал он. — Какая умница Анна Ахматова, а главное — все про нас знала!
Мы отправились дальше. Почти посредине горы нам встретился колодец, по слухам невероятно глубокий. Его выбил в скале князь Януш, побочный сын Сигизмунда. Местные жители говорили, что подойти к нему вплотную и заглянуть внутрь без риска свалиться вниз просто невозможно, потому что нет никакого наземного ограждения, а огромная глубина сильнейшим образом кружит голову. Но меня одолевало любопытство, и мы почти ползком приблизились к краю загадочной горной бреши и осторожно заглянули внутрь. Кроме гладких стенок, пропадающих во мраке, ничего не было видно; из пропасти веяло холодом и сыростью.
— Там есть вода? — спросила я, переводя дыхание. Ростислав взял гладкий камешек и бросил в темноту. Послышался отчетливый стук удара обо что-то твердое. Да, воды там не было, зато наш камень стал очередным из тех, что бросали вниз посетители, сумевшие за несколько веков заполнить ими колодец чуть ли не до половины.
— Представляешь, — сказал Ростислав, — пробить в скале трубу длиной в сорок сажень при орудиях шестнадцатого века! Бедный Януш! Не успел добраться до воды — умер. И вся эта египетская работа оказалась лишь для того, чтобы люди теперь бросали сюда камешки…
— Ага…
Солнце поднималось выше и начинало припекать. Небо над нами было такое неправдоподобно синее и высокое, что на него тоже нельзя было смотреть без легкого головокружения. Крепко держась за руки, мы без устали бродили по древним дорожкам и плитам, забредали в прохладу густого зеленого леса. Величавый Божий храм природы радушно принимал нас под свою сень. Там мы усаживались на какое-нибудь поваленное дерево и вместе читали Евангелие или какие-нибудь духовные книги. Почитав, снова шли куда-то по таинственным склонам кременецких гор. Опьяненные свободой, мы были здесь на верху блаженства!