Здесь, в очаровательной западноукраинской провинции родилась и выросла добрейшая Анна Михайловна, в девичестве Тучемская. Здесь она училась в гимназии и Епархиальном училище, здесь прохаживалась в воскресные дни по центральной городской улице, называемой Широкой. Ее родитель, дедушка Ростислава, отец Михаил Тучемский, был членом духовной Консистории и настоятелем главного Кременецкого храма — Николаевского собора, расположенного на Широкой.
В качестве молодоженов мы гостили у тетушки моего мужа, Ирины Михайловны Тучемской. У порога ее небольшого гостеприимного дома рос желтый олеандр, посаженный еще матушкой отца Михаила, Домникией, страстной цветочницей. Увлечение цветами в этой семье передавалась по наследству, о чем свидетельствовали нежные лепестки душистого горошка, увивающие невысокую ограду, и разноцветные петунии, буквально затопляющие сад! Ветерок доносил из разных его концов запахи резеды и роскошного белого дурмана, а с наступлением темноты в открытое окно нашей спальни проникал пленительный и тонкий аромат маттиолы.
По утрам, позавтракав вместе с любезной тетей, мы уходили гулять по окрестностям. На Замковую гору туристы поднимались по спирально уходящей вверх тропе. Нельзя сказать, чтобы это было очень легко, но усталость, вызываемая восхождением, вполне вознаграждается видом, который открывается с вершины. Весь Кременец с его садами, храмами, колокольнями и воспоминаниями о минувших временах, как на ладони. У подножия соседней горы Черчи видна покрытая кряжистыми каменными крестами и надгробными плитами поляна — захоронения казаков, погибших в битве с польскими магнатами.
От замка королевы Боны уцелели три каменные стены и ворота на противоположной стороне. Сохранились и высеченные в цельной скале невысокие комнаты с маленькими окошками, напоминающими бойницы; порой можно наткнуться и на входы в настоящие подземелья. Подумать только! Когда-то здесь над головами пленников гремела веселая музыка, задавались пиры, и слышалось ликование буйной шляхты. Когда-то вокруг крепости ожесточенно рубились воины, штурм сменялся штурмом, и даже сам Батый стоял у этих стен! А теперь среди нагретых солнцем развалин царит загадочное безмолвие, а внизу мирно течет жизнь маленького волынского городка.
— Знаешь, — сказал мне Ростислав, когда мы поднялись на самую вершину, — я всегда знал, что Он добр ко мне, даже незаслуженно добр. Но этот последний Его подарок, то есть ты…
