Повесть одной жизни | страница 44



Молодой человек, видимо, еще не успел узнать о том, что хочет показать мне отцовскую библиотеку, потому что, когда я вошла, слегка подталкиваемая в спину матушкой Анной, молча продолжал поиск какой-то книги на верхних полках. «Ты, Ниночка, конечно, всяких книг начиталась у Владыки Гурия, — пробормотала моя провожатая, но, может, и у нас что интересное увидишь и, если почитать захочешь, — пожалуйста!» Пообещав, что сынок поможет мне с выбором, она быстренько удалилась.

Ростислав медленно потирал рукой свой выразительный лоб и пристально смотрел на книжные корешки, явно не торопясь переключать внимание на меня. Решив, что еще минута этой непонятной комедии и меня здесь больше не увидят, я картинно переплела руки у груди, склонила голову набок и с демонстративным вниманием устремила на него взгляд. Он наконец обернулся, но не от моего гипноза, а скорее случайно, потому что когда я встретила вблизи его чистый, чуть рассеянный взгляд, не скептический, не надменный, а просто задумчивый о чем-то своем, то поняла, что эта отстраненность не есть желание отгородиться от меня. Тут было что-то другое. Мои руки разомкнулись и опустились. Я остро захотела быть близкой ему, понимать его, говорить с ним. И вдруг, точно все это зная, он спокойно улыбнулся. Я смущенно перевела взгляд на объемные тома философских трудов, оказавшихся как раз на уровне моих глаз.

— Вы увлекаетесь философией? — сорвался у меня вопрос.

— Раньше увлекался, — ответил он коротко. Подождав продолжения, я обернулась к нему, и то, что он, казалось, снова задумался, меня уже не могло остановить.

— А теперь?

— Теперь… — повторил он, как бы в раздумье, — теперь меня интересуют в основном религиозные вопросы.

— Тогда, я думаю, нам есть о чем поговорить, — постановила я, внутренне ликуя и смело глядя ему в глаза.

В них мелькнула какая-то едва уловимая нежность, с какой взрослые обычно смотрят на детей.

— Что ж, поговорим, — пообещал он, почти лукаво прищурясь, — но не сейчас.

— А когда? — я чувствовала перебор, но остановиться не могла. Это были «балакучие» папины гены, как называла папины черты во мне мама.

— Когда? Ну… хотя бы по пути домой… когда я, как подобает воспитанному молодому человеку, буду провожать вас к вашей маменьке.

Видя мое смущение от такого неожиданного пассажа, он кивнул совсем по-дружески:

— Пойдемте к нашим.

Я тоже кивнула, стараясь держаться свободнее. Ясно было, что он принимает меня за ребенка, но теперь у меня появился шанс развеять это заблуждение!