Когда подали чай и варенье из розовых лепестков в маленьких розетках, мой зеленоглазый сосед, взяв серебряную ложечку, заметил, что такое вот варенье у них варят очень часто (при этом он беззастенчиво устремил взгляд на только что принесенный букет). Валя зарделась, но только от гнева, а не от смущения — она явно была не конфузлива, — но прежде чем девушка открыла рот, отец Николай поспешил задать мне вопрос о последней поездке к владыке в Минск.
После обеда все снова переместились в гостиную, где Валя играла на фортепиано, а Анна Михайловна, беседуя со мной, постоянно пыталась вовлечь в разговор Ростислава, лениво откинувшегося на спинку кресла напротив нас. Я встретилась глазами с Нюрой, русоголовой и самой тихой из сестер. Она смотрела на меня словно бы с сочувствием, а может быть, такой взгляд, грустный и участливый, точно как у матери, был у нее всегда. Подспудно ощущалась какая-то напряженность во всей этой теплой семейной атмосфере. Казалось, некая тайная тревога снедает родителей и вызывает живое дочернее участие. В глазах Ростислава я не увидела никакой подсказки, потому что на меня он почти не смотрел.
Время шло. Я начинала подумывать о том, как бы потактичней откланяться, но, будто приросшая к дивану, упорно ждала какой-то развязки. Неожиданно поднялась с места Нюра, и тем кротким голосом, какого я и ожидала от нее, проговорила:
— Я посижу в саду. Что-то хочется на воздух.
Анна Михайловна хотела идти с нею, и эта излишняя предупредительность матери вкупе с коричневатым цветом лица дочери, подсказала мне, что Нюра, должно быть, беременна. Заверив, что с ней все в порядке, молодая женщина направилась к двери, а я поспешно произнесла:
— Я бы тоже хотела посмотреть сад. Можно с вами?
— Конечно, Ниночка, — слабо улыбнувшись, ответила она, а вновь приподнявшейся было Анне Михайловне мягко сказала: — Не нужно, мама, отдыхайте, миленькая, я все сама Ниночке покажу.
Как только мы вышли, разговор в гостиной, и без того вялый, угас совсем.
С высокого крыльца видны были тронутые нежной зеленью кроны густо посаженных фруктовых деревьев и пологий купол круглой деревянной беседки в самом углу сада. Мы спустились по ступеням вниз, и Нюра приостановилась, опираясь рукой на беленые каменные перила.
— Сад-то у нас небольшой, — тихонько проговорила она. — Все больше яблони, хотя есть сливы и груши.
— А можно войти в беседку? — спросила я.
— Пойдемте, — с готовностью отозвалась она, — беседка, правда, старенькая уже, еще при прежних хозяевах построена.
