Не скрою, мы были удивлены и разочарованы. Неужели здешние верующие так боязливы, что даже отказались от совместных богослужений? Мне казалось, что опасность преследования должна только обострять в людях стремление любой ценой исповедовать свою веру. Ведь первые христиане скитались в Римских катакомбах, рисковали жизнью, и все равно собирались, как церковь!
«Приходите в следующее воскресенье, — сказал вдруг Терентий Потапович и улыбнулся загадочно. — С приятелем вас познакомлю».
Мы выпили принесенный кудрявой Верочкой чай, распрощались с хозяином и ближайшим автобусом уехали к себе в Темиртау.
Нас встретил вьюжный зимний вечер, один из тех, что тянулись похожей вереницей уже так давно. Целый месяц Николай по вечерам приходил к нам рисовать большую пророческую карту. Вот и в этот раз, отогревшись, каждый занялся своим делом.
Николай разложил на столе лист ватмановской бумаги, расставил баночки с гуашью, кисточки и карандаши. По образованию архитектор, рисовал он очень красиво. Я всегда с удовольствием наблюдала за его руками в работе. Вот он кладет густые черные мазки на голени величественного истукана, стоящего босиком на земном шаре, вот вырисовывает тонкой кисточкой узоры на широком медном поясе колосса… Это тот самый символический истукан, состоящий из золота, серебра, меди и железа, о котором однажды мне рассказывал Ростислав.
Николай не спеша вытирает тряпкой руки и, отступая назад, смотрит на свое произведение, критически поднимая бровь.
«Очень здорово», — говорю я.
— Послушайте, как Гегель пишет о падении вавилонской империи, — обращается к нам из кухни Ростислав: «Что осталось теперь от этого могучего некогда города? Жалкий скелет! Что осталось от великого царства? Дворцы царей заселили дикие звери… Таков исход дел человеческих? Так сходят на нет государства и народы?»
Он появляется в дверях с книгой в руках.
— Слушай, Коля! А что, если вот такие короткие цитаты о судьбе каждой империи привести в твоей карте, а?
— Ну, что ты! — не соглашается Николай, — места не хватит.
— А было бы здорово.
— Всего, Ростя, на одном листе бумаги не скажешь. Вот напиши большую книгу и помести туда все, что хочешь.
— А и напишу, — отвечает Ростислав и снова удаляется на кухню читать.
Через окно, лишенное штор, беспрепятственно смотрит в комнату одинокая черная ночь, украшенная далекими звездами и огнями гигантской Магнитки. Синхронно с порывами ветра на улице у нас в комнате то тускнеет, то ярко вспыхивает лампочка, кособоко свисающая с потолка.
