Этот выбор, очевидно, мучительный для него, не представлял никакого интереса для Сони. Она хотела совершенно другого, и боялась она иных вещей. Боялась, что жизнь, так неожиданно наполнившаяся смыслом, ускользнет у нее из рук, снова станет скучной и серой, как у ее родителей. Незнакомые, не имеющие названия чувства заполняли ее каким-то невесомым искрящимся волнением, пробирали до кончиков пальцев, как бокал ледяного шампанского, и она замирала иногда на несколько секунд от того, что ей становилось трудно дышать.
— Ну что, тебе уж давно пора спать, Элиза. Да?
— Нет, — покачала она головой.
— Уверена? Я сегодня сам не свой. Это все эти гастроли. Иногда мне хочется, чтобы поезд тронулся, а иногда… Где я могу прикорнуть?
Соня встала огорченно, но что поделать? Взгляд Готье снова стал отстраненным, он замолчал и задумался о чем-то. Они прошли в гостиную, где стоял раскладывающийся в большое спальное место диван. Соня достала из шкафа набор постельного белья — родительского, двуспального — и постелила его, игнорируя слабые возражения Готье, который не хотел ее затруднять и беспокоить.
— Ну, спасибо за все сразу, — выдохнул он, когда Соня вручила ему чистую, отглаженную папину пижаму. — Это что, шелк? А, нет, хлопок. Пижама! Я никогда не спал в пижаме, знаешь, в подвале однажды спал, в палатке — да. В пижаме никогда. — Готье рассмеялся, рассматривая ткань в красную клетку. В комнате было темно, Соня включила только маленькую настольную лампу, и лица Готье она не видела. Только спутанные волосы, темные контуры, движения рук на фоне тусклого светового пятна, и еле слышный смех, голос усталый.
Соня вышла из комнаты, закрыла дверь и выдохнула. У нее на лбу от волнения выступила испарина. Она поспешила скрыться в своей спальне, спастись бегством. Ей было не по себе. Нет, это не то слово — не по себе. Она была просто в панике.
Не потому она была в панике, что в ее квартире оставался на ночь кто-то, кроме нее. Она боялась и не любила одиночества, а не чьего-то чужого присутствия. И потом, Готье не был первым человеком, первым мужчиной, оставшимся у нее дома на ночь. Володька оставался несколько раз, и они тоже, кстати, долго трепались и смотрели какие-то фильмы. Еще пара старых школьных друзей оставалась, бывало. Это не казалось чем-то из ряда вон выходящим на самом деле.
Из ряда вон выходящим был Готье. Именно он смущал ее и волновал, интересовал и отталкивал все это время. Весь этот год, и особенно в последние несколько минут. Сердце Сони-Элизы стучало как ненормальное, она сидела у себя в комнате, в кресле, вцепившись в медведя, и молча слушала, как Готье ходит по квартире, как хлопнула дверь в ванной комнате, полилась вода. Как он напевает что-то себе под нос, потом затихает наконец в гостиной.
