— Нет. — Соня покачала головой.
Готье встал, подошел к большому Сониному окну и молча постоял. Потом открыл створку, выглянул и присвистнул.
— О, у тебя тут Кремль видно?! Обалдеть! А из вашего окна площадь Красная видна, а из нашего окошка только «Сокола» немножко. Здорово! И куранты слышно! Слышишь? Час ночи, что ли?
— Ага, — улыбнулась Соня.
Куранты можно было слышать только вот такой поздней ночью, когда на улице было по-настоящему тихо. При желании можно было услышать звон с колоколен Храма Христа Спасителя, который заново отстроили всего несколько лет назад.
— Красота. Хотел бы я жить в таком месте. Моя мать всегда хотела жить в центре Москвы. Мечтала выгуливать собаку на Бульварном кольце. В итоге Борис Николаевич у моей сестренки вызвал аллергию, и мне пришлось забрать его. Борис Николаевич — мировой пес, да?
— О да! — рассмеялась Соня. Если с кем у нее и были отношения в группе, так это с Борисом Николаевичем.
— Когда он был еще щенком, он ел все, что только попадалось под руку. Под зубы. Даже плинтус отгрыз в прихожей. Свои подстилки поролоновые изорвал в клочья, не нравился ему поролон. Думаю, что у Вики аллергия началась после того, как Борька сожрал мамину косметичку. Мама на косметику тратит ползарплаты, а он все сожрал. А что не сожрал — понадкусывал. Представляешь?
— Не-а, — хихикала Соня.
— Конечно. Теперь-то Борис — мужчина степенный, поролон не жрет. Зато все остальное жрет. Порода такая. Будешь еще?
Готье пододвинул к Соне тарелку с остатками хлеба. Она покачала головой. Есть она больше не смогла бы, даже если бы заставили. Странно, время шло к половине второго, а они все еще разговаривали, сидя на пустой, залитой электрическим светом кухне, и ни один из них не хотел спать.
— Что скажешь про гастроли, Элиза? Хорошая идея или плохая? Не знаю, может, это и не нужно нам. Может, рано. Конечно, мы не так хорошо сыгрались, как хотелось бы, но, в конце концов, почему нет? Прокатимся. Надо еще обо всем договориться, конечно. Но там все надежно. Ты поедешь?
— Да, — снова сказала Соня. Он забыл, что уже спрашивал ее об этом?
Готье сидел и рассеянно перескакивал с темы на тему. О том, почему он жалеет, что назвался Готье, он так и не сказал, но это было понятно и без слов. В свете того, под чьим очарованием он выбрал это имя, Готье теперь метался между тем, что он чувствовал правильным, что было нужно делать на самом деле, и тем, что ему диктовали обстоятельства. Между музыкой и тем, что предлагала ему щедрой рукой Ингрид.
