— Вот так, — удовлетворенно пробормотала она, больше всего на свете боясь сейчас открыть глаза, чтобы никуда не исчезли плоды ее тяжелых умственных трудов.
Наконец Маше удалось прибавить к предыдущим словам длинный хвост: «в высшей степени неотложное». Теперь можно было немножко передохнуть.
И она постаралась отвлечься, совсем уже не веря в полезность папенькиного способа. Как вдруг, злополучные и загадочные, эти слова вдруг точно обрели крылья. Взвились в небо, в самый космос, безбрежную даль и… опустились прямо ей в руки воображаемым листом бумаги.
Таким знакомым листом!
— Господи… — прошептала Маша, чувствуя, как ее бросило в жар. — Святые угодники… Неужто я… поняла?
Бледная как смерть и одновременно пылая болезненным румянцем, она побежала со всех ног в свою письменную комнату, которую папенька безуспешно приучал всех домашних, включая прислугу, именовать исключительно «личный кабинет Марии Петровны». Там Маша первым делом бросилась к бюро. Но вот беда — все ящички до единого были закрыты на ключ.
Кляня себя за дурацкие и мелочные предосторожности, — а как же иначе юной девушке! — наша героиня обшарила все секретные местечки «кабинета» в поисках заветной связки. Наконец она обнаружила ключи на книжной полке — это у всех-то на виду! — и торопливо зазвенела ими, подбирая нужный к блестящему английскому замочку.
Отпереть бюро и обшарить нужную секцию было делом двух минут. И вот Маша торопливо просматривает знакомые письма, пробегает глазами строки в поисках нужных слов. И надо же!
Ее догадка оказалась абсолютно верна. Это было то самое, первое из адресованных лично ей, Марии Петровне Апраксиной, писем майора Соколова! Письмо, которое положило начало ее такому краткому, но тайному, и оттого невероятно интригующему роману по переписке и едва не привело к ужасной смерти — оно начиналось, по сути, именно этими словами.
«Милая Мария Петровна!
Счастлив сообщить, что отбываю в инспекционную поездку. Нечто срочное, по служебной надобности, и оттого в высшей степени неотложное. И самое главное — по милости судьбы, ибо как раз буду в Ваших краях. Вижу в этом истинный перст охранительницы-судьбы и доброе предзнаменование…»
Так продолжалось неизвестно сколько времени. Быть может, час, а может, всего несколько томительных, вязких минут. Во всяком случае, за окнами давно стемнело.
Маша только сейчас увидела, что она машинально сжимает в руке изящную графическую миниатюрку на простом листе серой бумаги. Пристально глянула на точеный майорский профиль. И уронила его на раскрытый лист письма.
