Клавдий Сергеевич потерял власть над Станиславом, и уже ничто не может вернуть эту власть.
Вахтомин никому не светил и не поддерживал энергию светильника. Он работал на современном комбинате, начальствовал, принимал участие в общественной жизни, но внутренне был очень далек от всего этого. Он говорил то, что следовало говорить, а следовало говорить то, чего требовали от него другие. Он приспособился к сегодняшнему дню, но если бы вдруг каким-то чудом вернулся вчерашний день, Клавдий Сергеевич сумел бы быстро приспособиться и к нему. Вахтомин считал себя беспартийным большевиком, и это выглядело так, как если бы первобытный человек натянул на себя шляпу и галстук. Членство в месткоме давало Клавдию Вахтомину приятную для него возможность совать свой нос в чужие дела, или выступать на собраниях с демагогическими заявлениями.
Клавдий Сергеевич переменил позу, но продолжал сидеть и смотреть на черную воду, на золотые огни, отраженные в ней. Оцепенение постепенно уходило, уступало место мрачным думам о смысле жизни — той жизни, в которой нет ни одного человека, могущего понять Вахтомина; той жизни, в которой даже матушка стояла где-то далеко в стороне от сына: никогда не противилась всем его начинаниям, но и не поддерживала их, не помогала ни в чем, если дело, которым был занят Клавдий Сергеевич, ее нисколько не касалось.
Сблизившись с Тамарой Акимовной, Клавдий Сергеевич обрадованно решил, что вот теперь-то рядом с ним будет человек, который, кажется, разделит его интересы и во всем будет слушаться его. Но Тамара Акимовна показала, что она не безголосая певунья, а самостоятельный человек, который имеет свои мысли, свои убеждения и наклонности.
Вышла луна, осветила все вокруг, новые блики заскользили по медленной воде; ночь помолодела, похорошела; село на противоположной стороне реки выступило из темноты, побежало к реке ровными рядами домов и деревьев; стали видны группки людей, возвращающихся из кино; где-то звонкие девичьи голоса выводили частушки, задорные и насмешливые.
Клавдий Сергеевич задумчиво смотрел в воду, смотрел на игру бликов, и увидел он вдруг в этой игре лицо покойной Александры Сергеевны, которая, собственно говоря, так и не успела пожить в покое и мире семьи, где глава и капли в рот не берет, не то чтобы пить запоями; Александра Сергеевна тихо отошла в другой мир, и он, Клавдий Сергеевич Вахтомин, изверг и свинья. И когда пил, был свинья, и когда бросил, остался ею. Прости, Шурочка, и давай начнем жить сызнова, без взаимных оскорблений, без скандалов, без слез…
