— Испокон веков стоит. Надо купить другой, — сказала Тамара Акимовна.
— Это еще зачем? — бросил Клавдий Сергеевич. — Ведь у меня совсем новый. Куда его девать?
Тамара Акимовна покраснела.
— Ты чего? — еще больше удивился Вахтомин.
Она чуть слышно ответила:
— Не надо, пожалуйста…
— Почему так?
— Не спрашивай.
— Я тебя совсем не понимаю, — Клавдий Сергеевич злился, когда что-нибудь не доходило до его сознания. — Если ты имеешь в виду, что там вещи моей Александры лежали, так мы их раздали все! Чего ты покраснела-то? Ничего зазорного здесь нет. — Вахтомин помолчал, глядя на свою будущую жену. Потом добавил: — А этот выбросим, как ты совершенно справедливо заметила.
Клавдию Сергеевичу очень нравилось говорить «интеллигентным» языком. Особенно ему нравилось во время собрания выйти на трибуну и произносить важные и очень умные слова. Вахтомин вдохновлялся, когда видел, с каким вниманием слушает его молчаливый зал, как много глаз устремлено на него — знакомых и незнакомых одновременно (поскольку во время работы люди не смотрят в глаза друг другу, не заведено такое). Вот собрание — совсем другое дело. Тут все внимание, когда ты выступаешь, обращено на тебя; эти многочисленные знакомые-незнакомые глаза внимательно изучают тебя, когда ты толкуешь о производственных темах, «иные, интеллигентные» слова так и просятся тебе на язык: «Принимая во внимание, что…», «Касаясь наболевшего вопроса…», «Следует шире привлекать молодежь для участия в…», «Мы должны создать атмосферу нетерпимости к…» и т. д. Такими словами хотел бы говорить Клавдий Сергеевич и дома, да только не с кем было.
— А этот выбросим, как ты совершенно справедливо заметила…
Очень нравилось Клавдию Сергеевичу смотреть в глаза Тамаре Акимовне. Глаза эти притягивали к себе — своей необычной красотой притягивали, незащищенностью; глаза у Тамары Акимовны улыбались всегда, даже если она и не помышляла об улыбке.
Надо ж было случиться такой радости: Клавдий Сергеевич совсем случайно познакомился с этой замечательной женщиной, когда она приезжала с подводой на территорию комбината за горбылем. Клавдий Сергеевич увидел незнакомую телегу, на которую грузили лес, увидел незнакомую женщину в стеганой фуфайке и удивился: кто бы это мог быть? Вахтомин подошел к женщине и строгим начальственным тоном спросил:
— Что грузите, гражданочка?
— Горбыль. — Мягкий, смелый голос, чистые глаза сразу же завоевали сердце Вахтомина.
Он спросил снова, но уже не так грозно:
