— Ничего не приснилось. Марина из буфета, такая худая и накрашенная…
— Дурак!! Замолчи! Еще два слова, и я тебя вышвырну вон!
Отец сердито сомкнул губы. Бабушка Варвара смотрела себе в чайную чашку, но Станиславу почудилось, что старуха загадочно улыбается. В комнате повисла тяжелая пауза, и Станислав снова не мог понять, почему. Что он такого сказал?
Отец продолжал более спокойным тоном:
— Хоть ты и перешел в восьмой класс, Стасик, у тебя еще молоко на губах не обсохло, понимаешь? Если хочешь знать, почему ты меня видел около Маринки этой, я отвечу. Она торговала водкой, ну и я… если ты помнишь… — Отец запнулся, достал из кармана платок, оглушительно высморкался, пододвинул бабушке Варваре свою чашку. — Плесни, матушка, чайку, что-то горло пересохло… В общем, — повернулся к сыну, — это не твоего ума дело!
— А кто будет наша мама? — спросил Юрка все тем же голосом — звонким и наивным.
Отец сделал неопределенное движение рукой, словно хотел остановить младшего сына от дальнейших расспросов.
— Придет время, все узнаете. Тетя образованная, книгами торгует в магазине. Добрая. Она живет в селе, поэтому мы туда скоро переберемся. Как только продадим этот дом. Ты все понял, Станислав?
— Все.
Но после такого важного и очень памятного разговора ничего не изменилось в доме Вахтоминых. Отец по-прежнему пропадал неизвестно где, ночевать часто не приходил, и бабушка Варвара чувствовала себя полноправной хозяйкой. Поскольку ей теперь не у кого было спрашивать, что приготовить на обед, она проявляла собственную инициативу, откармливала «маленьких мужичков», как она называла внуков, пельменями, пирогами с картошкой и свежей рыбой.
Впрочем, Станислав и Юрка тоже редко сидели дома: если на улице стояла ясная погода, братья по-прежнему гоняли мяч, или уходили на Цну купаться, захватив удочки и банку с червями.
Отец появлялся, как правило, по выходным дням. Однажды он пригнал подводу, погрузил на нее сервант и уехал, даже не присев к столу.
— Некогда, матушка, некогда! — пробормотал он, когда старушка хотела о чем-то попросить его. Но в самый последний момент отец сунул в руки бабушки Варвары пятьдесят рублей, прохрипел: — Возьми, купи мяса!
Появившись в другой раз, отец медленно снял сапоги — он и летом ходил в сапогах — прошелся по горнице, сел к столу и стал смотреть в окно, за которым молчал длинный июльский полдень. Старушка стояла здесь же, ждала, когда Клавдий Сергеевич заговорит. Она не любила первой лезть со своими замечаниями.
