Никто точно не знал, кто такая сестра Мария Крусифиха, зато все точно знали, кем она не является.
Для начала, невозможно было сказать с уверенностью, женщина она или нет. Она казалась скорее существом третьего пола, из тех, кто отказался от сексуальной жизни.
Она не была монахиней, но стала аскеткой по собственной воле. Она дала обет целомудрия, а также обет бедности, совершенно бессмысленный, если учесть, что остальные обитатели Галилеи были бедны как церковные мыши без всяких обетов.
Сестра Мария Крусифиха была нетронутой, не только в символическом смысле, потому что сохранила свою девственность, но и в самом буквальном — ни один мужчина никогда не коснулся ее даже пальцем. Ее отвращение к плоти было столь сильно, что она, можно сказать, лишила плоти даже собственное тело — из-за анорексичной худобы она казалась существом бесплотным, мешком с костями.
Она не позволяла себе даже намека на какой-то цвет кроме черного в одежде, но носила траур не по умершему родственнику и не по возлюбленному, которого у нее никогда не было, нет, скорее это был акт раскаяния за то, что женщины стали причиной первородного греха.
Такая жизнь, полная отречений, имела свои плюсы и минусы. Выгода: не будучи мужчиной, она все же обладала значительной долей власти в квартале. He-выгода: она бросила вызов естественному ходу вещей, а потому превратилась в мишень для нападок. Так, например, в церкви тем утром падре Бенито обвинял ее — Крусифиху, а заодно и ее подопечного, ангела — в постоянных дождях, которые грозили смыть Галилею с лица земли, а также в семи случаях гепатита, зарегистрированных за последний месяц, и даже в рождении двухголового цыпленка, что вызвало серьезные волнения среди населения.
Ара приостановила свой рассказ, чтобы приготовить лотки для еды, и сказала, что оставляет меня, так как ей нужно идти кормить ангела.
— Что он ест? — спросила я.
— Хлеб. Ангельский хлеб.
Я вызвалась было пойти с ней, чтобы снова увидеть его и дать ему крошки из моих рук, но чувство долга оказалось сильнее. Так что мы попрощались, и я вознамерилась уже спуститься в город, когда меня остановили женщины из совета, прервавшие свое затворничество. Крусифиха потребовала, чтобы я никуда не уходила, так как у нее на меня свои планы.
— Необходимо, чтобы вы позволили вымыть вам голову, — сказала она со всей торжественностью. — Лучше всего настоем ромашки, он подсветлит волосы. Грядет конец света, надо действовать!
